Одиссей. Владычица Зари - Генри Райдер Хаггард Страница 43

И она снова шагнула к нему.

Скиталец выхватил из колчана стрелу и нацелил ее острый наконечник в грудь Мериамун.

– Что ж, подойди теперь, – сказал он. – Только так я заключу тебя в свои объятия. Слушай, что я тебе скажу, Мериамун, злая колдунья, Мериамун, распутница, жена фараона и царица Кемета! Да, я действительно дал тебе клятву, и из-за того, что твое коварство оказалось сильнее моей мудрости и я клялся не Звездой, что сияет на груди Елены, а Змеей, что обвилась вокруг тебя, я, быть может, потерял мою возлюбленную. Так предостерегала меня богиня на далеком острове Итаке, а я, на свою беду, забыл ее слова. Но помни: потеряю я ее или обрету, люблю я ее, и только ее, а тебя ненавижу всей силой ненависти. Ты обольстила меня своим черным колдовством, ты украла образ совершенной красоты и посмела облечься в него, ты вынудила меня поклясться страшной клятвой и стать твоим супругом. Но ведь ты – царица Кемета, ты – супруга фараона, которому я поклялся защищать тебя, и ты навлекла на меня величайший позор, я обесчещен, ибо совершил преступление против хозяина дома, приютившего меня, и против бога гостеприимства. И потому я сейчас созову стражу, которая находится под моим началом, и расскажу всем о твоем позоре и о моем несчастье. Буду кричать об этом на улицах, с крыш храмов, а когда вернется фараон, расскажу и ему, пусть все живущие в Кемете узнают, что ты – блудница, и увидят твой омерзительный позор.

На лицо Мериамун было страшно смотреть. Она стояла, словно в раздумье, прижав одну руку к голове, а другую к груди.

– Это твое последнее слово, Скиталец? – наконец спросила она.

– Да, царица, последнее, – ответил он и сделал шаг к дверям.

Рукой, лежащей на груди, Мериамун разорвала на себе ночное одеяние, разметала вокруг себя благоухающие волосы и бросилась мимо него к дверям с пронзительными воплями.

Она отдернула занавес, распахнула двери, и в опочивальню вбежали стража, евнухи, прислужницы.

– На помощь! На помощь! – кричала она, указывая на Скитальца. – Спасите! Защитите мою честь от этого негодяя, от чужеземного вора, которому фараон поручил охранять меня! И вот как он меня охраняет! Этот трус посмел прокрасться в опочивальню ко мне, царице Кемета, и подойти к супружескому ложу фараона!

И она бросилась на пол, стала рвать на себе волосы, стеная и заливаясь слезами, словно умирала от стыда.

Поняв, что произошло, стражи с яростными криками набросились на Скитальца, точно стая волков на загнанного оленя. Но Скиталец отпрыгнул к ложу и успел вставить стрелу и натянуть тетиву своего огромного черного лука. Когда он подвел руку с оперением стрелы к своему уху, тетива запела, и стрела, вылетев, насмерть поразила того, кто стоял на ее пути. Второй раз запела тетива, выпуская стрелу, и еще один страж упал мертвый. Третья стрела тоже отправила еще одну душу в царство Аида. Нападавшие отхлынули назад, точно волна от скалы, ни один не желал встретиться со смертоносными стрелами. Они метали в него копья и стрелы, укрывшись за колоннами, но стрелы или отскакивали от его доспехов, или он отражал их щитом и оставался невредим.

Они набросились на Скитальца, точно стая волков на загнанного оленя

Среди вбежавших в опочивальню на крики Мериамун был и тот самый Курри, злосчастный кормчий сидонцев, кого Скиталец пощадил и потом подарил царице, чтобы он делал для нее золотые украшения. Увидев Скитальца, попавшего в такую страшную беду, он с тоской и алчностью вспомнил об утраченных сокровищах, о том, что он, некогда владелец судна и богатый сидонский купец, сейчас всего лишь раб. И в нем вспыхнуло желание отомстить Скитальцу, отомстить любой ценой. Заря еще не разгорелась, стены огромной опочивальни были окутаны тенью, и Курри стал красться вдоль стен, держа в руке длинное копье с бронзовым наконечником, который раньше торчал в шлеме Скитальца. Скиталец, конечно же, его не видел, он отражал удары копий и пик, летевших спереди, и сидонцу удалось незамеченным пробраться к золоченому ложу фараона сзади и вспрыгнуть на него. Скиталец стоял спиной к ложу на расстоянии копья от него, в шелковых драпировках застряли стрелы и копья. Сначала Курри хотел убить Скитальца ударом в спину, но нет, вдруг копье не пробьет золотой панцирь, и тогда Скиталец обернется и прикончит его, Курри, и вообще пусть лучше Скиталец умрет под пытками, а он будет одним из заплечных дел мастеров, ведь сидонцы славятся искусством изощренно пытать людей. И Курри дождался, когда Скиталец опустит щит и станет натягивать тетиву со стрелой. Не успел он довести руку с оперением стрелы до уха, как Курри выбросил из-за драпировок копье и ударил по тетиве острым наконечником, тетива лопнула, и стрела упала на мраморный пол. Скиталец отшвырнул лук и с криком бросился на того, кто перерезал тетиву, ибо он краем глаза уловил блеск летящего наконечника, но Курри схватил с ложа шелковое покрывало и ловко набросил его на голову героя, как сеть. Увидев опутанного покрывалом Скитальца, солдаты и евнухи осмелели и, не дав ему времени сбросить с себя ткань и схватить меч, накинулись на него. Хоть Скиталец ничего и не видел, они не сразу одолели его, но все же в конце концов повалили на пол и так крепко прижали, что он не мог шевельнуть пальцем. Один из солдат крикнул Мериамун:

– Лев запутался в сетях, о царица! Прикажешь убить его?

Мериамун хоть и закрыла лицо руками, но все видела сквозь неплотно сдвинутые пальцы. Услышав этот вопрос, она содрогнулась и сказала:

– Нет, не убивайте, но заткните ему рот, снимите с него доспехи и закуйте в кандалы, а потом отведите в темницу и прикуйте к стене самыми крепкими бронзовыми цепями. Держите его там до возвращения фараона. Он покусился на честь фараона и покрыл себя позором, нарушив клятву, которую ему дал, и потому пусть фараон сам решит, какой смертью он должен умереть.

Услышав эти слова и поняв, какая страшная участь ожидает Скитальца, Курри нагнулся к нему и сказал:

– Это я, сидонец Курри, перерезал тетиву твоего знаменитого лука, Эперит, я, ведь ты перебил моих людей, а меня сделал рабом. И знаешь, чем я перерезал тетиву? Тем самым наконечником копья, который ты мне отдал. И я буду просить фараона о милости, чтобы он отдал тебя мне на пытки и мучения, ты будешь умирать медленной смертью и проклинать день, когда ты родился на свет.

Скиталец поглядел на него и сказал:

– Лжешь, сидонская собака. У тебя на лице написано, что ты сам скоро умрешь, не пройдет и часу, и умрешь страшной смертью.

Курри отпрянул со злобным рычанием.

Это всё, что успел произнести Одиссей, ему раздвинули челюсти и всунули в рот железный кляп, сорвали с него доспехи и надели кандалы, как приказала царица.

Мериамун же ушла к себе в уборную, поспешно задрапировалась в покрывало, скрыв разорванное ночное одеяние, и препоясалась золотой Змеей, которую ей суждено теперь носить всегда. Но волосы она оставила в беспорядке и не стала смывать с лица слез, пусть все видят, как она убита позором и как горько скорбит. Так она и будет убиваться и скорбеть до возвращения фараона.