Графиня де Шарни. Том 2 - Александр Дюма Страница 42

— Государыня, монастырь фейанов — это большое здание, расположенное рядом с Манежем и, следовательно, примыкающее к Национальному собранию.

По нему называется одна из террас дворца Тюильри.

— И кто еще является членом этого клуба?

— Лафайет, то есть национальная гвардия, и Байи, то есть муниципалитет.

— Лафайет… Лафайет… Вы полагаете, на Лафайета можно рассчитывать?

— Я убежден, что он искренне предан королю.

— Предан королю, как дровосек дубу, который он срубает под корень!

Ну, Байи — это еще куда ни шло, у меня нет оснований жаловаться на него.

Скажу даже больше, он передал мне донос той женщины, которая догадалась, что мы намерены уехать. Но Лафайет…

— При случае ваше величество сможет оценить его.

— Да, действительно… — промолвила королева, обратившись мысленным взором в недавнее прошлое. — Да, Версаль… Но хорошо, вернемся к этому клубу. Что он намерен делать? Что он собирается предложить? Каковы его силы?

— Они огромны, поскольку он располагает, как я уже говорил вашему величеству, национальной гвардией, муниципалитетом и большинством в Национальном собрании, которое голосует с нами. Что остается у якобинцев?

Несколько депутатов — Робеспьер, Петион, Лакло, герцог Орлеанский, разнородные элементы, которые не смогут возмутиться, пока не наберут новых сторонников, всякие самозванцы, шайка крикунов, способных поднять шум, но не имеющих никакого влияния.

— Дай-то Бог, сударь! А что собирается делать Национальное собрание?

— Завтра Собрание намерено сделать выговор мэру Парижа за его сегодняшнюю нерешительность и мягкость. Добряк Байи, он ведь как часы, которые нужно своевременно завести, чтобы они шли. Его заведут, и он пойдет.

Тут пробило без четверти одиннадцать, и с площади донесся кашель часового.

— Да, — промолвил Барнав, — мне пора уходить, и все-таки у меня ощущение, что я еще многого не сказал вашему величеству.

— А я, господин Барнав, — отвечала ему королева, — хочу сказать, что безмерно признательна вам и вашим друзьям, подвергающимся ради меня такой опасности.

— Государыня, опасность — это игра, в которой я обречен на выигрыш, неважно, одержу я победу или потерплю поражение, потому что и при победе, и при поражении королева наградит меня улыбкой.

— Увы, сударь, — вздохнула королева, — я уже почти позабыла, как улыбаются. Но вы столько для нас делаете, что я попытаюсь вспомнить то время, когда я была счастлива, и обещаю, что первая моя улыбка будет обращена к вам.

Барнав, приложив руку к сердцу, отдал поклон и, пятясь, удалился.

— Кстати, — остановила его королева, — когда я снова увижу вас?

Барнав задумался.

— Значит, завтра петиция и второе голосование в Собрании… Послезавтра взрыв и предварительные репрессии… В воскресенье вечером, государыня, я постараюсь прийти к вам и рассказать о событиях на Марсовом поле.

После этого он вышел.

Королева в задумчивости прошла к супругу, которого нашла погруженным в подобную же задумчивость. От него только что ушел доктор Жильбер, сообщивший ему примерно то же, что Барнав королеве.

Венценосной чете достаточно было обменяться взглядами, чтобы понять, что новости, полученные обоими, одинаково мрачны.

Король как раз кончил писать письмо.

Он молча протянул его королеве.

В этом письме Месье предоставлялись полномочия от имени короля Франции просить вмешательства австрийского императора и прусского короля.

— Месье причинил мне немало зла, — промолвила королева. Он ненавидит меня и дальше будет действовать мне во вред, но, раз он пользуется доверием короля, я тоже доверяю ему.

Взяв перо, она героически поставила свою подпись рядом с подписью Людовика XVI.