Кровавые скалы - Джеймс Джексон Страница 40

— Я пришел умереть.

— Здесь самое место, малыш.

Хромавший часовой, казалось, вовсе не удивился возникшему из темноты мальчику. Он повидал достаточно безумия, чтобы уже не задумываться о поступках других. Полуголый, изможденный и вымокший до нитки, Люка вплавь преодолел расстояние от Сент-Анджело. Чтобы добраться сюда, достичь окутанного ночью форта, он скрывался от бродивших повсюду турецких дозорных, полз мимо залегших в засаде аркебузиров, карабкался по крутой каменистой тропе. Таков был его долг. Быть может, рассудок его помутился, но здесь и сейчас всем было плевать.

— Проходи. Но ты не будешь благодарен Господу и самому себе за такую честь.

На мгновение Люка почувствовал, как подгибаются ноги, а желудок и горло свело судорогой от зловония. Кругом царили смерть и нечистоты. Он смотрел на них, стоял среди них и вдыхал их запах. К такому Люка не был готов. В сером свете сумерек хромали, тащились, волоча ноги, люди, пристраивались в проломах и помогали друг другу добраться до брешей, где собирались умереть. Каждый за себя и за орден. Удерживаясь на стоявших в ряд стульях, под прикрытием самодельной баррикады изогнутые фигуры раненых рыцарей низко склонились над своим оружием. Никто не ждал пощады и не мог избавить себя от заключительной схватки. Люка озирался вокруг, напуганный и погруженный в этот ночной кошмар наяву.

— Бери, если хочешь сражаться.

Мальчик взял всунутую ему в руки тяжелую пику и принялся дальше наблюдать за картиной, частью которой уже стал. Столь непривычно было так быстро оказаться в числе воинов.

— Люка!

Человек говорил голосом Кристиана Гарди, но обликом на англичанина не походил. Лицо его покрывали синяки и царапины, нос был сломан, а от уха до подбородка щеку пересекал длинный шрам. Пропитанный кровью бинт огибал лоб.

— Вы ли это, сеньор?

— Если мне не изменяет память.

Гарди наклонился и заключил Люку в объятия, мальчик крепко прижался к нему, зарывшись лицом в его плечо.

— Неважное время для встречи, Люка, — заговорил наконец Гарди.

— Но подходящее для сражения, сеньор.

Кристиан присел и заглянул в глаза мальчику.

— Возвращайся. Тебе не выдержать этой бойни.

— Я всегда готов, сеньор. Когда мы впервые повстречались, я убил из пращи одного сарацина. Что стоит убить еще одного?

— Смерть постигнет нас обоих. Ты молод. Доживи отпущенный тебе срок, насладись Божьими дарами.

— Бог даровал мне вашу дружбу и возможность сражаться.

— Нет никакой возможности. Схватки не будет. Враги поджарят тебя на вертеле ради забавы.

— Ради забавы я убью их.

— Ты говоришь о нашей дружбе. Если ты ее уважаешь, вернись.

— Я не вправе, сеньор. Леди Мария мертва.

Они обменялись взглядами, боль сожаления и утраты отразилась в безмолвии.

— Как?

— Шлюпка не вернулась из Сент-Эльмо. Враги атаковали их во время переправы.

— Я не знал, — глухо произнес Кристиан, а взор его затуманился. — Тем более ты должен уйти, Люка. Я не хочу умирать, зная, что потерял и тебя.

— Вы меня не потеряли. Я рядом с вами, сеньор. В Биргу мне делать нечего. Даже мавр покинул меня.

— Мавр?

— Его обвинили в предательстве, поджоге порохового склада и смерти восьми солдат.

— Клевета.

— Благодаря которой его заковали в кандалы и заточили в подземелье Сент-Анджело.

— Какое безрассудство!

— Вы хотите, чтобы я ушел туда, где правит безрассудство, сеньор?

Ни один довод не мог убедить его, ни один мотив не сумел бы повлиять. Гарди внимательно посмотрел на мальчика, стараясь заметить хоть один признак слабости, страха или дрогнувшей решимости. Ничего подобного он не увидел. Кристиан не мог осуждать Люку, не стал бы порицать столь малую глупость, когда вокруг царило сущее безумие.

Кристиан стащил с крыши укрытия пустой дерюжный мешок и, ножом придав ему форму, отдал мальчику.

— Голым сражаться невозможно.

Люка тут же натянул мешок на себя.

— Я буду свиреп, как лев, сеньор.

— Лев без доспехов и кольчуги. Останешься позади, вне досягаемости аркебуз и ятаганов. Не вступай в бой и не нападай напрямик. Атакуй издали и быстро перемещайся.

— Я выполню все, что скажете, сеньор.

— Сомневаюсь. Но уж если решил драться, дерись мудро.

Мимо прошли двое мальтийцев, несших на подстилке полковника Маса. Рыцарь лежал ничком, кожа его была обуглена, а на груди покоился меч. Подобно всем, полковник собирался в последний путь. Полковник заметил Гарди, и глаза его сверкнули. Они все еще хранили былой задор, различали солдат и горели огнем в предвкушении схватки.

— Посмотри внимательно, Люка. Он самый храбрый из нас.

Мальчик уже собирал камни для пращи.

С первыми лучами солнца в гавань Марсамшетт устремились галеры Пиали. Корабли палили по форту из носовых орудий, торжественным парадом проплывая между Сент-Эльмо и мысом Тинье. Смерть заслуживает особого представления. Затем на аванпост обрушилось турецкое войско. Армия устремилась в бой бушующим вращающимся потоком, подобно громадной белой волне, нависшей над разрушенной крепостью. Янычары, новобранцы, дервиши, айялары — все слились в едином хаосе и очертя голову бросались на ненавистных христиан. Они жаждали крови, и сегодня им суждено было насытиться. Сент-Эльмо начал сдавать.