Тайная история Леонардо да Винчи - Джек Данн Страница 40

— Что бы это значило? — спросил Леонардо.

— Боюсь, он отравил себя фантазиями обо мне. Я не нуждаюсь во враче, чтобы понять, что он болен любовью. Стоит поглядеть ему в глаза, и все становится ясно.

— Это, наверное, melancholia ilia heroica, — объявил, входя в комнату, Никколо. Вид у него был взволнованный, щеки горели: он явно подслушивал под дверью. — Меланхолическая лихорадка, вызываемая любовью. Она истощает и тело и дух. Маэстро Тосканелли учил меня таким вещам. Он разбирается и в медицине, и в магии.

— Никко, это дело личное, — резко сказал Леонардо.

— Но я тоже тревожусь за Сандро, — возразил Никколо. — И я могу помочь. Я читал «Целебную лилию». А ты?

— Ты дерзишь, — заметил Леонардо без малейшего гнева в голосе.

— Пожалуйста, позволь ему остаться, — сказала Симонетта, отодвигаясь от Леонардо.

Он поднялся и наполнил для нее бокал принесенным Никколо вином.

— Я умею хранить тайны, — серьезно сказал Никколо.

Симонетта на мгновение взяла Никколо за руку, а затем отошла к окну.

— Это я во всем виновата. Сандро влюблен в меня.

— Ты не можешь винить себя, мадонна, — возразил Леонардо.

— Я слышала, как он звал меня в ту ночь, когда мы сбежали с вечеринки у Нери, но поспешила уйти.

— Ты сделала это для его же пользы. Виноват я, потому что не виделся с ним целую неделю. Я мог не дать ему настолько заблудиться в фантазиях.

— Я должна была отдаться ему, — еле слышно, словно самой себе проговорила Симонетта. — Отдавалась же я другим… — Она помолчала и через минуту добавила: — Лоренцо велел привести в мастерскую Сандро своего врача. Он все еще там, ставит пиявки. Но даже врач предложил нам привести к Сандро колдуна.

Леонардо кивнул, хотя и не видел особой нужды в чарах колдунов.

— Лоренцо позаботился и об этом, — сказала Симонетта.

— Значит, Сандро под их присмотром…

— Да, и Лоренцо послал меня дождаться тебя.

— Но ведь Сандро наверняка хочет видеть тебя больше, чем всех остальных.

— Сказав мне, что я опоздала, он страдал всякий раз, когда я подходила к нему. Меня, кстати, выставили из комнаты, потому что он начинал метаться и беспокоиться в моем присутствии, то и дело пытался встать, дотянуться до меня. Врач боялся, что он причинит мне вред. Но он продолжал звать меня даже тогда, когда я вышла из комнаты, — как тогда, на вечеринке. Это кошмар, Леонардо. Но, признаться, мне стало спокойнее, когда Лоренцо попросил съездить за тобой.

— Ну еще бы, — сказал Леонардо.

— Тебе не надо возвращаться с нами в мастерскую Сандро, — сказал Никколо. — Это опасно.

— С чего бы это? — спросил Леонардо. — Ее защитят.

— Если Сандро отравлен собственными фантазиями о Симонетте, он попытается извлечь ее душу из ее глаз.

— Вполне возможно, что Симонетте не стоит возвращаться к Сандро, но это суеверная чушь.

— Мадонна, закрывал ли Сандро глаза, говоря с тобой?

— Почему ты… да, закрывал.

— А когда он был не в себе, глаза были открыты?

— Да, — сказала Симонетта. — Он смотрел так, будто хотел пожрать меня взглядом.

— И ты говорила, что он был в бешенстве и пытался вскочить с постели. Доктор Бернард из Гордона называет этот симптом «амбулаторной манией». Могу также предположить, что пульс у маэстро Сандро был неровным.

— Врач отметил, что да.

— Симптомами меланхолии являются нежелание есть, пить и спать, — сказал Никколо, не в силах сдержать юношеского тщеславного энтузиазма, — а также слабость всего тела, кроме глаз. Если маэстро Сандро не лечить, он сойдет с ума и умрет. Его великолепие был прав, призвав колдуна. Но, мадонна Симонетта, он закрывал глаза при виде вас, когда еще был в рассудке, чтобы не заразить вас своим «внутренним огнем».

— Никко, это…

— Пожалуйста, маэстро, позволь мне договорить. Я знаю, ты не веришь во внутреннее пламя или в огненные лучи, что исходят из глаз, но я просто вспоминаю то, что узнал от мастера Тосканелли. Можно мне продолжать?

Леонардо кивнул и сел рядом с Симонеттой — она взяла его за руку. Мальчик достоин уважения. В менее тяжелой ситуации напористость Никколо только порадовала бы Леонардо.

— Твой образ вошел в его глаза — и в сердце; он столь же реален, как его мысли, и стал частью его pneuma [33], самой его души. Образ, призрак, отражение тебя; но он отравлен и ядовит.

— Как можно помочь ему?

— Если более мягкие методы ничего не дадут, то придется применить бичевание и, возможно, чувственные наслаждения, такие, например, как соитие с несколькими женщинами. Если и это все не поможет, тогда…

Симонетта отвернулась.

— Что ж, я посмотрю, что можно сделать, — сказал Леонардо, обращаясь к Симонетте. — Но, кажется, Никко прав насчет опасности, которая грозит тебе. Ты расстроена, так почему бы не отдохнуть здесь? Никколо присмотрит за тобой.

— Но, мастер…

Никколо был явно разочарован, что ему не удастся увидеть колдуна, к тому же он и вправду мог тревожиться о Сандро.

— Нет, Леонардо, я просто обязана сделать, что смогу, чтобы помочь ему, — сказала Симонетта. — Если я останусь здесь, то не буду чувствовать ничего, кроме вины. Я просто больна от тревоги за него — а теперь еще больше, чем прежде.

Леонардо сурово глянул на Никколо — разволновал — таки Симонетту!

— Тогда ты подождешь нас здесь, Никко, — сказал он.

— Но я просто обязан пойти! — возразил Никколо. — По крайней мере, я хоть что-то знаю о болезни; и потом, я беспокоюсь за маэстро Сандро. Что вы потеряете, если возьмете меня с собой?

— Боюсь, как бы ты не нахватался там опасных взглядов и не увидел то, чего видеть не стоит.

Никколо выразил нетерпение и недовольство — единственным звуком, который одновременно походил на кашель и рычание, — и сказал:

— Но разве маэстро Тосканелли не говорил тебе, что я должен…

— Никко, довольно! Ты можешь пойти с нами. Обещай только, что не будешь никому докучать.

— Обещаю.

Симонетта, хотя и расстроенная, слабо улыбнулась; но Леонардо уже отдалился от них, ушел в свои мысли. Они шли по многолюдным улицам к Сандро, и лучи слабеющего солнца, казалось, высвечивали и провожали их.

Симонетта была права: мастерская пропахла болезнью. Едва войдя, Леонардо почуял насыщенный едкий запах. Комнаты были темны, узкие ромбовидные окна закрыты плотными занавесками. Лишь дверь, что выходила на маленький задний дворик, была распахнута настежь, чтобы ядовитые флюиды вышли из дома.