Полет сокола - Уилбур Смит Страница 4

Экспедиция под его началом, посланная Министерством иностранных дел на реку Замбези, потерпела крах, не сумев преодолеть ужасных стремнин и высоких водопадов ущелья Каборра-Басса, где река с грохотом и ревом низвергается с высоты трехсот метров на протяжении тридцати километров. Никто не мог понять, почему Баллантайн, пройдя по Замбези от истока до моря, не заметил столь грозного препятствия на пути к своей мечте. Другие заявления путешественника тоже подвергались сомнению, а Министерство иностранных дел Великобритании, как всегда, весьма экономное в расходах, видя, что вложенные в неудавшуюся экспедицию средства пропали впустую, лишило его ранга консула.

Лондонское миссионерское общество послало Фуллеру Баллантайну еще одно пространное письмо, требуя в будущем посвятить себя исключительно обращению язычников и служить провозвестником слова Божьего.

В ответ Фуллер Баллантайн направил прошение об отставке, тем самым сэкономив обществу 50 фунтов стерлингов в год. Одновременно послал детям ободряющее письмо, в котором призывал не терять силы духа и веры, и отправил издателю рукопись, где отстаивал свой взгляд на экспедицию. Потом, забрав последние несколько гиней от огромных гонораров за предыдущие книги, снова исчез в дебрях Африки. Вот уже восемь лет никто о нем ничего не слышал.

А теперь перед почтенными директорами Лондонского миссионерского общества стояла дочь этого человека, уже успевшая снискать себе не менее скандальную славу, и требовала принять ее в Общество на должность миссионера-проповедника.

И снова на помощь Робин пришел Уильям, милый добрый заика Уильям с толстыми очками из горного хрусталя и седой копной непокорных волос. Вместе с ней он предстал перед советом директоров и напомнил, что дедушка Робин, Роберт Моффат, считался одним из наиболее заслуженных африканских миссионеров. Он наставил на путь истинный десятки тысяч новообращенных. Кроме того, старик до сих пор работал в Курумане и недавно опубликовал словарь языка сечуана. Робин благочестива и предана своему делу, получила медицинское образование и хорошо знает африканские языки, которым ее научила мать, ныне покойная, дочь того самого Роберта Моффата. Принимая во внимание почтительность, с которой к вышеупомянутому Роберту Моффату относится самый воинственный из африканских королей Мзиликази из народа ндебеле, или, как их иногда называют, матабеле, дикие племена, несомненно, с радостью встретят его внучку.

Директора слушали Уильяма Моффата с каменными лицами.

Дядя продолжил свою речь, намекнув, что Оливер Уикс, редактор газеты «Стандард», защитивший девушку от попыток руководства больницы Сент-Мэтью лишить ее права на медицинскую практику, наверняка заинтересуется причинами, по которым Общество отвергло заявление Робин.

Директора насторожились, внимательно выслушали Уильяма, тихо посовещались, одобрили заявление, откомандировав девушку в еще одну миссионерскую организацию, которая, в свою очередь, отослала дочь Фуллера Баллантайна в трущобы промышленного севера Англии.

Как им обоим вернуться в Африку, придумал ее брат Зуга.

Он прибыл из Индии в отпуск уже став майором индийской армии — это звание он заслужил на поле боя — и заслужив репутацию хорошего солдата и умелого командира, весьма многообещающего, если учесть его возраст.

При этом Зуга так же клял свою судьбу, как и Робин. Подобно отцу, словно одинокие волки, они не умели подчиняться авторитету и следовать жесткой регламентации. Несмотря на блестящее начало военной карьеры, Зуга уже успел нажить в Индии могущественных врагов и сомневался, что его будущее связано с этим континентом. В нем, как и в Робин, не угас пытливый дух, и после многолетней разлуки они приветствовали друг друга с теплотой, какую редко выказывали в детстве.

Зуга повел сестру ужинать в «Золотой кабан». Это было так необычно для ежедневного распорядка Робин, что она выпила второй стакан кларета, повеселела и оживилась.

— Ей-Богу, до чего ж ты у меня симпатичная, сестренка, ты даже не представляешь, — сказал он. В последнее время брат привык поминать Бога всуе, и, хоть поначалу это неприятно резало слух, Робин быстро привыкла. В трущобах, где она работала, доводилось слышать и другие выражения. — Ты слишком хороша, чтобы прожить всю жизнь среди этих старых ведьм.

Настроение беседы мгновенно изменилось. У нее наконец хватило духу довериться брату и излить ему свои горести. Он сочувственно слушал, взяв ее за руку, а она тихо, но с отчаянной решимостью говорила:

— Зуга, мне нужно в Африку. Я погибну, если не вернусь. Засохну и умру.

— Господи Боже, сестренка, зачем тебе Африка?

— Потому что я там родилась, потому что там моя судьба… и потому, что где-то там — папа.

— Я тоже там родился, — улыбнулся Зуга, и жесткая линия его губ смягчилась. — Но насчет судьбы не уверен. Ничего не имею против того, чтобы вернуться туда поохотиться, но искать отца… Тебе никогда не приходило в голову, что главной заботой папы всегда оставался только он сам — Фуллер Баллантайн? Трудно представить, что ты до сих пор питаешь к нему нежную дочернюю любовь.

— Он не такой, как другие, Зуга, его нельзя судить по обычным меркам.

— С тобой согласились бы многие, — сухо пробормотал брат. — Например, Лондонское миссионерское общество или Министерство иностранных дел. Но какой из него отец?

— Я люблю его! — с вызовом сказала Робин, — Сильнее я люблю только Бога.

— Ты ведь знаешь, что он убил маму. — Губы Зуги привычно сжались. — Взял ее с собой на Замбези в сезон лихорадки и убил так же наверняка, как если бы приставил пистолет к виску.

Печально помолчав, Робин признала:

— Да, он никогда не был ни хорошим отцом, ни любящим мужем, папа — мечтатель, первопроходец, светоч…

Зуга рассмеялся и сжал ее руку.

— И верно, сестренка!

— Я читала его книги, все его письма, все, что он писал маме или нам, и не сомневаюсь, что мое место там, в Африке, с папой.

Зуга тщательно пригладил густые бакенбарды.

— Тебе всегда удавалось меня зажечь. — Он заговорил снова, словно желая сменить тему: — Ты слышала, что на Оранжевой реке нашли алмазы? — Брат поднял стакан и принялся внимательно разглядывать остатки недопитого вина. — Ты и я, мы такие разные и все-таки в чем-то так схожи. — Он налил себе еще вина и, будто невзначай, обмолвился: — Сестренка, я в долгах.

Робин похолодела. Ее с детства учили бояться этого слова.

— Сколько? — тихо спросила она наконец.

— Двести фунтов. — Он пожал плечами.

— Так много! — выдохнула Робин. — Зуга, неужели ты играл?

Вот еще одно слово, которое ужасало девушку.

— Так играл или нет? — повторила она.

— Собственно говоря, играл, — рассмеялся Зуга. — И слава Богу. Иначе должен бы был тысячу гиней.

— Ты хочешь сказать, что играл и выигрывал? — Ее ужас немного утих, к нему стал примешиваться восторг.