Салют из тринадцати орудий - Патрик О'Брайан Страница 4

В теории он, конечно, мог заявить: «Корабль не выйдет в море, пока я не готов». Как бы абсурдно это ни звучало, но фрегат принадлежал ему. Но теория лежала слишком далеко от реальных возможностей. С учетом отношений между Стивеном и Обри, он никогда не напирал на этот факт. Из-за смятения духа и затуманенной плохим настроением головы он так и не придумал ничего иного до того, как прибежал Бонден, договорились насчет экипажей из «Козы» и «Георга», а в Шелмерстон, Лондон и Плимут отправили нарочных. Теперь даже если бы Мэтьюрин заговорил ангельским голосом, слишком поздно публично каяться с сохранением хоть какого-то лица.

— Господи, Стивен, — спохватился Джек, направив ухо в сторону часовой башни на конюшенном дворе, прекрасном дворе, сейчас заполненном арабскими лошадьми Дианы, — нужно идти переодеваться. Обед через полчаса.

— Ради всего святого, — воскликнул Стивен в совершенно необычной вспышке дурного настроения, — почему склянки должны управлять нашими жизнями не только на море, но и на суше?

— Дорогой Стивен, — сказал Джек, посмотрев на него с добротой, хотя и не без удивления, — у нас же дом свободы, ты и сам знаешь. Если предпочитаешь забрать холодный пирог со свининой и бутылку вина в беседку — не стесняйся. Что же до меня, то я не собираюсь поступать нелюбезно с Софи: она собирается надеть величественное платье. По-моему, сегодня годовщина нашей свадьбы. Или ее матери. В любом случае, приедет Эдвард Смит.

Так уж получилось, что Стивен не собирался поступать нелюбезно с Дианой. В последнее время между ними случилось немало споров, включая яростную битву по поводу Барэм-дауна. Дом слишком большой и отдаленный для женщины, живущей самостоятельно. Трава совершенно не подходит для запланированной ей коневодческой фермы — она же видела второй покос с лугов, плохонькая тонкая ерунда. А на щербатом выгоне лошади вдребезги разобьют нежные копыта. Ей бы гораздо лучше остаться вместе с Софи и пользоваться незанятыми низинами усадьбы Джека — прекрасное пастбище, уступит только Керрагу в Килдэре. Затем последовал спор о нежелательности ездить верхом во время беременности и ее ответ: «Господи, Мэтьюрин, как ты можешь такое нести! Можно подумать, будто я призовая телка. Делаешь из ребенка адскую скуку».

О разногласиях он чрезвычайно сожалел, особенно потому, что те усилились (хотя и не стали злобными или буйными, а скорее более пылкими) после их настоящей свадьбы, венчания в церкви. Во время их былого сосуществования они, конечно, бранились, но очень спокойно, не повышая голоса, без проклятий, не ломая мебель и даже не разбивая посуду.

Венчание, однако, совпало с отказом Стивена от давнего и привычного употребления опиума. Несмотря на профессию врача, он только тогда полностью понял, насколько сильный успокоительный эффект оказывала настойка, насколько успокаивала его тело вместе с разумом и насколько неадекватным мужем его сделала, особенно для такой женщины, как Диана.

Перемены в поведении Мэтьюрина, несомненные перемены (без оглушающего эффекта лауданума Стивен оказался пылкого нрава), добавили практически новую и почти полностью благотворную глубину в их отношения. И хотя именно это, по всей видимости, стало причиной жарких споров, в которых каждый пытался сохранить поставленную под угрозу независимость, но и наверняка стало причиной беременности Дианы. Когда Стивен впервые услышал стук сердца плода, его собственное замерло и вывернулось наизнанку. Его наполнило неизведанное ранее счастье и даже преклонение перед Дианой.

На полпути к дому цепочка ассоциаций привела доктора к следующей мысли:

— Джек, я в спешке чуть не забыл тебе рассказать, что получил два письма от Сэма и два о нем. Все пришли одним и тем же лиссабонским пакетботом. В обоих он передает тебе почтительнейшие и любящие приветствия. — Лицо Джека засияло от удовольствия. — И кажется, дела идут у него идут многообещающе.

— Очень, очень рад слышать. — признался Джек. — Хороший он мальчик.

Сэм Панда, столь же высокий, как Обри, и даже еще шире в плечах, являлся незаконнорожденным сыном Джека. Черный, будто полированное эбеновое дерево, но до странного похожий: та же осанка, та же мягкость крупного человека, те же черты лица, переложенные в другую тональность. Воспитали его ирландские миссионеры в Южной Африке, сейчас он состоял в церковных прислужниках. Сэм отличался необычным умом, и с мирской точки зрения его ждала блестящая карьера. Правда, рукоположить в сан его могли только по особой милости — без нее бастард не может продвинуться дальше сана экзорциста. Стивен его крепко полюбил еще с первой встречи в Вест-Индии и с тех пор применял в его пользу свое влияние в Риме и повсюду.

— И правда, — продолжил Стивен, и томление духа стало улетучиваться. — Думаю, сейчас нужно лишь благословение патриарха, которое я надеюсь получить во время нашей стоянки в Лиссабоне

— Патриарха? — воскликнул Обри, громко смеясь. — В Лиссабоне есть настоящий, живой патриарх?

— Конечно же есть. Как, по-твоему, португальская церковь может обойтись без патриарха? Даже ваши довольно новые секты выяснили, что им нужны те, кого называют епископами и даже архиепископами. Каждый школьник знает, что всегда были и остаются патриархи Константинополя, Александрии, Антиохии, Иерусалима, Индий, Венеции и, как я уже сказал, Лиссабона.

— Ты меня поражаешь, Стивен. Всегда считал, что патриархи — это такие древние-предревние господа в античные времена, с бородой по колено и в длинных одеждах. Авраам, Мафусаил, Анхис и так далее. А твои патриархи действительно по земле ходят. — Джек рассмеялся с таким восторгом и добродушием, что невозможно было сохранить мрачный или угрюмый вид. — Прости меня, Стивен. Я всего лишь невежественный моряк, ты же знаешь, и не хотел оказаться непочтительным. Патриархи, Господи!

Они дошли до гравийной дорожки. Джек продолжил более серьезно и далеко не так громко:

— Я очень рад тому, что ты сообщил про Сэма. Он заслуживает продвижения за все эти занятия, латынь и греческий, рискну сказать, и за изучение теологии. Хотя он и не книжный червь — весит, наверное, стоунов семнадцать и силен как бык. А его письма ко мне столь любезные и осмотрительные — дипломатичные, если ты меня понимаешь. Их любой может прочесть. Но Стивен, — Джек еще сильнее понизил голос, когда они поднялись на ступени, — не нужно о них упоминать, если, конечно, не сочтешь нужным.

Сэм Софии понравился, и, хотя родственная связь с ее мужем выглядела очевидной, из-за такого пустяка шума она не поднимала. Сэма зачали настолько задолго до нее, что с трудом можно было бы найти почву для личного оскорбления. Праведное негодование — не в ее вкусе. Тем не менее, Джек глубоко благодарил ее за это. Он к тому же испытывал определенное чувство вины, когда Сэм всплывал в памяти. Но чувства были не всеобъемлющими, вовсе нет. Сейчас же ему предстояло взять на абордаж совсем иную проблему.

Лицо и голос Джека, когда он вошел в гостиную в отличном багряном сюртуке и со свеженапудренными волосами, не выражали и следа вины. Он взглянул на часы, отметил, что до прихода гостей есть еще минимум пять минут, и заявил: