Путешественник. Том 1. В погоне за рассветом - Гэри Дженнингс Страница 39

— Что?

Дядюшка пояснил:

— Именно таким образом, не проявляя спешки, прославленный и вселяющий страх Чингисхан, дед нашего Хубилая, покорил множество земель. Его воины со своими семьями вынуждены были пересечь огромные просторы Азии, а их было слишком много, чтобы жить за счет мародерства или собирательства. Нет, они захватили с собой семена для посадки и животных, пригодных для разведения. И вот они так двигались себе вперед, а когда запасы еды подходили к концу, то вместо того, чтобы дожидаться обоза с припасами, просто делали остановку и разбивали лагерь. Монголы сажали зерновые и бобовые культуры, случали лошадей и скот, а потом спокойно ждали урожая и приплода. После этого, вновь сытые и с запасами провизии, они продолжали свой поход до следующей стоянки.

Я возразил:

— А я слышал, что они съедают каждого десятого из своих людей.

— Чепуха! — ответил дядюшка. — Какой военачальник станет приговаривать к смерти десятую часть собственного войска? Будучи человеком разумным, он скорее может приказать им съесть мечи и копья. Их оружие почти такое же съедобное. Сомневаюсь, что даже зубы монгола способны прожевать другого монгола-воина. Нет, они просто останавливаются, делают посадки и ждут урожая, а затем отправляются дальше, и все повторяется сначала.

Отец сказал:

— Они называют это «переходы в три боба», что, кстати, вдохновило монголов на один из боевых кличей. Когда бы монголы ни прокладывали себе путь во вражеском городе, Чингисхан обязательно кричал: «Сено кончилось! Задайте коням корма!» Это было сигналом для его орды: мол, можно начинать погромы и опустошение города, творить насилия и жестокие убийства. Таким образом они разорили Ташкент и Бухару, Киев и многие другие великие города. Говорят, что, когда монголы вторглись в Индию и захватили Герат ^[102], то они убили всех жителей этого города до последнего человека, а их было числом около двух миллионов. Это в десять раз больше, чем в Венеции! Разумеется, индийцев на свете столько, что для них такая потеря едва ли имела значение.

— С «переходом в три боба» монголы придумали довольно разумно, — признал я, — но лично мне такой способ путешествия кажется невыносимо медленным.

— Тот, кто имеет терпение, выигрывает, — сказал отец. — Эти неторопливые переходы привели монголов к границам Польши и Румынии.

— А также и сюда, — добавил дядюшка.

В этот момент мы как раз проходили мимо двух смуглых мужчин, в одежде, как оказалось, сделанной из кожи; она была слишком тяжелой и жаркой для этого климата. Дядюшка Маттео обратился к ним:

— Sain bina!

Оба выглядели слегка оторопевшими, но один поздоровался:

— Mendy, sain bina!

— Что это за язык? — спросил я.

— Монгольский, — ответил дядюшка. — Те двое — монголы.

Я изумленно уставился на него, а затем повернулся и стал разглядывать мужчин. Они уже отошли на некоторое расстояние и настороженно обернулись. Улицы Акры кишели людьми с экзотическими чертами лица, разным цветом кожи и в различных нарядах, но я пока не мог отличить одних чужеземцев от других. Неужели это и есть монголы? Орда, орко, пугало — весь ужас моего детства? Проклятие христианства и угроза западной цивилизации? На мой взгляд, они вполне могли бы быть купцами в Венеции, приветствующими нас во время вечерней прогулки по Рива-Ка-де-Дио. Разумеется, у этих людей имелось одно существенное отличие: их глаза на загорелых лицах были подобны щелям…

— Так, значит, это и есть монголы? — произнес я, думая о долгих милях пути и о миллионах трупов, которые они, должно быть, оставили за собой, пока дошли до Святой земли. — Но что они здесь делают?

— Понятия не имею, — сказал отец. — Полагаю, мы все узнаем в свое время.

— Здесь, в Акре, — заметил дядюшка, — как и в Константинополе, кажется, можно встретить представителей всех национальностей, живущих на земле. Вон тот чернокожий человек — нубиец или эфиоп. А та женщина, вне всяких сомнений, армянка: каждая из ее грудей величиной с ее голову. Мужчина с ней, я бы сказал, перс. А вот евреи или арабы, я никогда не мог их различить, только по одежде. У этого белый тюрбан на голове. Исламская вера запрещает носить его евреям и христианам, так что он, похоже, мусульманин…

Тут размышления дядюшки были прерваны, потому что нас чуть не сбил боевой конь, который скакал легким галопом по запутанным улочкам. По восьмиконечному кресту на плаще всадника можно было определить, что он принадлежит к ордену госпитальеров-иоаннитов в Иерусалиме. Он проехал мимо, побрякивая кольчугой и поскрипывая кожей, не извинившись за свою грубость и даже не поклонившись нам, своим братьям во Христе.

Мы пришли в квартал, где жили венецианцы, и носильщик отвел нас в одну из гостиниц. Хозяин встретил нас у входа, они с моим отцом обменялись низкими поклонами и цветистыми приветствиями. Хотя хозяин гостиницы и оказался арабом, он говорил на венецианском наречии.

— Мир вам, господа.

— И вам мир, — сказал отец.

— Да наделит вас силой Аллах.

— Да станем мы все сильными.

— Да будет благословен день, который привел вас к дверям моего дома, господа. Аллах разрешает нам сделать правильный выбор. В моей хане чистая постель, здесь есть хаммам, где вы можете освежиться, и лучшая еда в Акко. Прямо сейчас уже начиняют фисташками барашка для вечерней трапезы. Великая честь для меня услужить вам, господа. Мое жалкое имя Исхак, зовите меня, не выказывая большого презрения.

Мы представились в ответ, и после этого каждого из нас и хозяин, и слуги называли не иначе, как шейх Фоло, так как в арабском языке отсутствует звук «п» и арабам тяжело выговаривать его, беседуя с чужеземцами. Как только мы, Фоло, внесли в гостиницу все свои пожитки и расположились в нашей комнате, я спросил отца и дядюшку:

— Почему сарацины оказывают нам такое гостеприимство, когда мы являемся их врагами?

В ответ дядя сказал:

— Не все арабы вовлечены в «джихад» — так приверженцы ислама называют священную войну против христианства. Те арабы, что живут здесь, в Акре, получают от нас слишком большую прибыль, чтобы принять сторону своих братьев-мусульман.

— Есть арабы хорошие и арабы плохие, — пояснил отец. — Вот, например, мамелюки из Египта изгоняют всех христиан из Святой земли, вообще из всего Восточного Средиземноморья.

Распаковав часть вещей, необходимых нам в Акре, мы отправились в гостиничный хаммам. Думаю, что хаммам является одним из самых великих изобретений арабов, подобно арифметике и системе, арабских чисел. По существу, хаммам — это всего лишь комната, наполненная паром, который образуется, когда воду льют на раскаленные камни. Однако когда мы удобно устроились на скамьях в этой комнате и через некоторое время начали обильно потеть, вдруг вошло полдюжины слуг-мужчин. Поприветствовав нас: «Здоровья и наслаждения вам, господа!», они затем уложили нас на скамьи ничком. После чего по двое, надев грубые перчатки из конопли, принялись тереть каждого из нас во всех местах и делали это проворно и долго. Пока они терли, соль и грязь, скопившиеся за время нашего путешествия, соскабливались с кожи в виде длинных серых катышков. Мы сами, возможно, и полагали, что уже достаточно чистые, однако мойщики все продолжали тереть, и еще больше грязи, похожей на тонких серых червячков, стало выходить из пор в коже.