Сталинъюгенд - Алексей Кирпичников Страница 38

— Леонид, у нас слесарь ногу сломал. Другого — сказали, пришлют завтра утром. Я поэтому и объяснил Галине, что ключ сделают через день. Болванки у меня есть, а вот выточить — некому.

— Так давайте я!

— А сможешь?

— Спрашиваете?!

Получив всё необходимое, Лёня помчался домой — там хватало приспособлений и инструментов. Совместив мастер-ключ с заготовкой, он зажал их в тиски и начал аккуратно выпиливать пазы в болванке, идентичные тем, что имелись в образце. Минут десять спустя Реденс удовлетворённо отложил в сторону напильник и раскрутил тиски. Смахнув ладонью испарину со лба, он побежал в соседний подъезд проверить, подходит ли новый ключ к двери лифта. Тот подходил, но слегка заедал. Лёнька несколько раз его опробовал, внимательно осмотрел поверхность и заметил на бороздке риску в том месте, где требовалось чуть подправить угол. Счастливый, что вскоре справится с просьбой Галины, мальчишка выскочил во двор и побежал к своему подъезду.

— …Молодой человек! — Из стоявшего у тротуара автомобиля его окликнул симпатичный мужчина.

— Что?

— Вы не подскажете?

— ?…

— Подойдите, пожалуйста, поближе, чтобы мне не кричать.

Лёнька подбежал вплотную к машине и почти просунул голову в открытое окно.

— Ты Леонид Реденс?

— Да, а что?

— Придётся проехать с нами.

Лёня сразу всё понял, но по инерции ещё попытался оттянуть арест.

— Мне только ключ отдать нужно.

— Подождёт. Садись в машину.

Парень обернулся и увидел, что за его спиной уже маячит другой чекист, как-то незаметно вылезший из задней двери, предусмотрительно оставленной открытой. Поняв, что выбора нет, член «тайной организации» опустил голову и нехотя полез в салон.

«Жалко, ключ не доделал. Теперь Галка до завтрашнего дня будет маяться», — подумал Реденс, когда машина, увозившая его в тюрьму, тронулась с места.

* * *

В этот же день в Новом Иерусалиме арестовали ещё одного участника «Четвёртой Империи» — Арманда Хаммера. Чекисты перехватили его, когда с двумя вёдрами, полными водой, он возвращался от колодца к своему участку. Бабушка, заволновавшаяся уже через двадцать минут после исчезновения любимчика, кроме этих вёдер, ничего другого, напоминавшего о внуке, найти не сумела. А Хаммер в это время сидел между двумя здоровыми лбами на заднем сидении чекистской машины, навсегда увозившей его из детства.

Если бы в ясный и погожий день на глазах Арманда вдруг рассыпался на песчинки Мавзолей Ленина со всем его содержимым, он был бы потрясён куда меньше.

* * *

Зазвонил внутренний телефон. Пётр Иванович снял трубку и услышал незнакомый голос:

— Здравствуйте, товарищ Кирпичников. Говорит Влодзимирский, начальник следственной части по особо важным делам… Мне поручено сообщить, что ваш сын Феликс арестован и находится во внутренней тюрьме.

Петру Ивановичу не доводилось раньше беседовать с начследом — только раскланивались при встречах — потому и голос не узнал. Пока чекист говорил, он лихорадочно листал справочник внутренних телефонов и, найдя там Влодзимирского, освежил в памяти имя и отчество генерала.

— …Вас понял… Лев Емельянович… И как это надолго? Вы считаете, что он что-то серьёзное натворил?

— Пока сказать не могу. Всё зависит — как пойдет следствие. А натворил он не один, а вместе с группой одноклассников. Это связано с самоубийством Шахурина.

— Я догадался. Ну что ж, благодарю за информацию.

— До свидания, Пётр Иванович.

Положив трубку, Кирпичников почувствовал, что дрожит. Это был удар.

«…Конечно, по этому вопросу возникали волнения, и нешуточные. Но когда после трёхнедельного следствия Шейнин спустил дело на тормозах, а потом почти месяц стояла тишина, окрепла надежда, что беда прошла стороной. И вот теперь Фелинька арестован».

Петр Иванович набрал рабочий номер жены, но трубку на другом конце провода никто не снимал. Он посмотрел на часы. Было без пятнадцати четыре.

«Странно, где Геня?» — подумал он и позвонил на дачу.

С той стороны сразу же ответили. Услышав родной голос, Кирпичников глухо сказал:

— Мне только что сообщили, что Феликс арестован.

— Ох… теперь всё понятно… а мы здесь уже с ума посходили — мальчики исчезли. На дороге нашли две наши корзинки… вокруг грибы разбросаны. Меня Зелда срочно вызвала с работы. Уже и в милицию обратились. Они начали поиски… Я всё не решалась тебе и Вере Ивановне звонить — сказать, что Феликс с Артёмом исчезли.

— Меня сегодня не жди. Если и буду, то под утро. Хмельницким не звони. Их, вероятно, тоже проинформируют… когда положено.

* * *

В Зубалово незаметно стемнело. Женщины собрались в гостиной на первом этаже.

— Надо сообщить Анастасу. Больше тянуть нельзя, — прошептала Ашхен Лазаревна.

В кабинете Микояна загудел зуммер вертушки. Анастас Иванович снял трубку и услышал голос наркома госбезопасности:

— Приветствую вас, товарищ Микоян. Меркулов беспокоит.

— Вечер добрый. — Ответил член Политбюро и подумал про себя: «Когда звонит глава госбезопасности, вечер добрым не бывает».

— Анастас Иванович, тут вот какое дело — мне «сверху» поступило указание задержать ваших сыновей, Вано и Серго… и допросить их по поводу оружия, из которого были убиты Шахурин и Уманская. Так что они сейчас в моём ведомстве, на Дзержинского. Предупредите, пожалуйста, жену, чтобы не волновалась.

— Вы что же их и на ночь оставите?

— Согласно предписанию, задержу до выяснения всех обстоятельств.

— Значит, они арестованы?

— Товарищ Микоян, поймите меня верно — я выполняю указание, — заюлил нарком.

— Хорошо, товарищ Меркулов. Всё ясно.

— Тогда, всего наилучшего, — по-пластунски уполз драматург.

— Всего, — обрезал член ГКО.

Медленным движением Анастас Иванович положил трубку. Внутри у него что-то оборвалось.

«…Даже на охраняемую дачу они пришли и так арестовали мальчиков, что мне надо из Москвы оповещать об этом Ашхен. Украли… Они всё могут. Боже! И я не последний из виновных, что вся страна — сплошная зона… Тюремные камеры, как сельдями в бочке, набиты заключёнными, мечтающими выбраться из-за колючей проволоки, разделив хотя бы судьбу простого люда. А этот люд теснится в бараках, сидя друг у друга на головах… мельтешит на работе, чтобы перебраться в камеру — коммунальную квартиру… Мелкому начальству снится отдельная квартира-камера и камера-кабинет… Чины покрупнее отдыхают в камерах — дачных посёлках и грезят о самой большой камере, как у меня — двухэтажном кирпичном особняке. Камеры большего размера в этой стране просто не существует. Выше уже всё. Выше — конец. Выше — только жерло вулкана. И самое удивительное — все карабкаются туда, зная, что наверху пропасть, на дне которой раскалённая лава… Думают, дураки, что смогут зацепиться за край и не сверзиться. И я так думаю. И я буду молча хвататься за последнюю травинку своей десятигектарной зоны, обнесённой трёхметровым кирпичным забором, чтобы только эта моя зона с персональным взводом надзирателей не усохла в мгновение ока до размера тюремных нар… Неужели это никогда не кончится?! Стоп, Анастас! Успокойся! Не раскисай! Пока твоя зона ещё находится в Зубалово, ты обязан бороться! Тебе детей спасать и себя спасать»!