Приключения Тарзана в джунглях - Эдгар Берроуз Страница 38

Навряд ли существовал еще другой обитатель джунглей, которого Тарзан так мало желал бы иметь своим гостем в маленькой хижине. И однако он не почувствовал страха, даже тогда, когда заметил, что Болгани был в припадке бешенства, которое нападает иногда на самых свирепых самцов. Обыкновенно огромные гориллы избегают столкновений и прячутся от других обитателей джунглей и в этом отношении являются наилучшими соседями; но когда на них нападают, или когда на них находит бешенство, то на всем пространстве джунглей нет ни одного существа, которое решилось бы искать с ними ссоры.

Но для Тарзана не было иного выхода. Болгани гневно смотрел на него своими злыми, окаймленными красными кругами глазами. Тарзан потянулся к охотничьему ножу, который он положил перед собой на стол. Но пальцы его не нащупали оружия; он бросил быстрый взгляд на стол, отыскивая его. Взгляд его упал на книгу, которую он рассматривал, она была открыта на изображении Болгани. Тарзан нашел свой нож, лениво взял его в руки и с усмешкой взглянул на приближающуюся гориллу.

Он не даст себя снова дурачить призраками, которые являются к нему, когда он спит. Совершенно ясно, что через минуту Болгани превратится в Намбу-крысу с головой Тантора-слона. Тарзан минувшей ночью достаточно насмотрелся на эти превращения и знал теперь, чего можно ожидать. Но на этот раз Болгани не изменил своей формы, он в своем обычном виде медленно подходил к человеку-обезьяне.

Тарзан был немного смущен еще и тем, что он не ощущал неистового желания броситься в какое-нибудь безопасное убежище, что было его преобладающим чувством в необычайных ночных приключениях. Он был теперь самим собой и будет готов к борьбе, если явится необходимость; но он все еще был уверен, что перед ним не настоящая горилла, а таинственное призрачное существо.

Сейчас она растает в воздухе, думал Тарзан, или превратится во что-нибудь другое. Однако ни того, ни другого не случилось. Напротив того, «видение» обрисовалось четко и ясно, как сам Болгани; великолепная черная горилла дышала жизнью и здоровьем в полосе солнечного света, прорывавшейся сквозь высокое окно позади юного лорда Грейстока.

– Это одно из самых реальных переживаний, какие случаются во сне, – думал Тарзан, пассивно выжидая, каков будет следующий забавный эпизод.

И вдруг горилла кинулась на него. Две могучие шершавые лапы схватили Тарзана, огромные клыки сверкнули около самого его лица; отвратительное рычание раздалось из звериной глотки, горячее дыхание обвеяло щеки Тарзана, а он, все еще усмехаясь, смотрел на привидение. Тарзана можно ведь одурачить раз или два, но не бесконечное же число раз подряд. Он знал, что этот Болгани – не настоящий Болгани, что будь он настоящий – он никак не мог бы найти вход в хижину: ведь один только Тарзан знал, как открыть щеколду.

Горилла, казалось, была смущена странной пассивностью безволосой обезьяны. Она постояла с минуту, ее оскаленные челюсти были у самой шеи Тарзана, потом она неожиданно пришла к какому-то решению. Вскинув человека-обезьяну на свои волосатые плечи, с такой легкостью, с какой мы с вами взяли бы на руки ребенка, Болгани повернулся, выскочил из хижины и побежал к большим деревьям.

Теперь Тарзан был уже окончательно уверен, что это происходит с ним во сне; поэтому он широко усмехнулся, когда гигантская горилла, не встретив сопротивления, уносила его.

– Сейчас, – размышлял Тарзан, – я проснусь и увижу себя опять в хижине, где я уснул. – При этой мысли он оглянулся и увидел, что дверь в хижину открыта настежь. Что же это значит? Тарзан всегда заботился о том, чтобы дверь была закрыта и заперта на щеколду для защиты от диких непрошеных посетителей. Даже маленькая Ману-мартышка произвела бы роковые опустошения среди сокровищ Тарзана, попади она внутрь хижины только на пять минут. Вопрос, возникший в душе Тарзана, смутил его. Где кончались сновидения и начиналась действительность? Как мог он быть уверен в том, что дверь хижины не была на самом деле отперта? До сих пор все кругом него казалось вполне нормальным, не было никаких причудливых искажений, вроде того, какие были во время его первого сновидения. Не постараться ли немного изменить ход сновидения – пойти и затворить дверь? Так будет спокойнее. И во всяком случае, это не принесет вреда, даже если все, что кажется действительно происходящим, на самом деле вовсе не имело места.

Тарзан попробовал соскочить с плеч Болгани, но огромный зверь только предостерегающе заворчал и прижал его к себе.

Могучим усилием человек-обезьяна вырвался, и когда он соскользнул на землю, «приснившаяся» ему горилла свирепо повернулась к нему, снова схватила его и запустила огромные клыки в загорелое, гладкое плечо.

Насмешливая улыбка сразу растаяла на губах Тарзана. Боль и горячая кровь из раны пробудили в нем инстинкты борца. Во сне или на яву, но это не было уже больше шуткой.

Кусаясь, царапаясь и рыча, они оба катались по земле. Горилла теперь рассвирепела. Она то и дело выпускала из лап плечо человека-обезьяны, чтобы захватить шейную артерию. Но Тарзану случалось не раз драться с такими противниками, которые прежде всего старались повредить артерию жизни, и всякий раз он увертывался от опасности, стараясь ухватить пальцами горло своего соперника. К этому же стремился он и сейчас. Наконец это ему удалось – его громадные мускулы напряглись под смуглой кожей, когда он собрал всю свою могучую силу, чтобы оттолкнуть от себя волосатый торс. И когда он душил и сжимал Болгани, его другая рука поднималась до тех пор, пока острие охотничьего ножа не дошло до свирепого сердца: быстрое движение руки – и нож погрузился по самую рукоятку.

С криком ужаса вырвалась Болгани-горилла из рук человека-обезьяны, поднялась, сделала, шатаясь, несколько шагов вперед и повалилась на землю. Несколько конвульсивных движений – и животное затихло.

Тарзан-обезьяна стоял, смотря вниз на убитого, и запустил пальцы в черную густую копну своих волос. Потом он нагнулся и тронул мертвое тело. Красная, теплая кровь гориллы окрасила его пальцы. Он поднес их к носу и понюхал. Потом покачал головой и повернулся к хижине. Дверь по-прежнему была открыта. Он притворил ее и запер на щеколду. Вернувшись к мертвой горилле, он опять остановился и почесал свою голову.

Если это было сновидением, что тогда было действительностью? Как мог он отличить одно от другого? Что именно из того, что случалось в его жизни, было реально и что было нереально?

Он поставил ногу на распростертое тело и, подняв лицо к небу, издал воинственный крик обезьяны-самца. Где-то далеко отозвался лев. Это было очень реально и… тем не менее, он не был в этом уверен. Смущенный, он повернулся и ушел в джунгли.

Нет, он не знал, что было действительностью, и что ею не было. Но одно было ясно и несомненно – и он знал это твердо – он никогда не будет есть мясо Тантора-слона.