Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли Страница 36

Майра произнесла это так резко и решительно, что мама с бабушкой замерли и переглянулись.

— Не раньше, чем через несколько часов, — сказала я. — Пусть Майра поспит.

— Лучше уступить ей и быть к ней снисходительными, — сказала бабушка. — Нельзя давать фее шанс вселиться в нее.

Мама ничего на это не ответила. После рождения Джозефа волшебная фея унесла нашу маму с собой, и бабушке пришлось очень постараться, чтобы достучаться до нее и вернуть из волшебной страны в наш мир. В первый день после рождения ребенка все женщины очень уязвимы.

— Анни сможет увидеть его в канун Рождества во время службы, — сказала я.

— А отец Рош, наш новый священник, сможет окрестить его после всенощной мессы. Это будет просто замечательно, правда? — спросила мама.

— Отец Джилли сейчас постоянно находится в своем приходе в Голуэй Сити, так что насчет него мы можем не беспокоиться, — сказала бабушка Майре.

Вся наша семья — мы с Майклом, мама, папа, Деннис, Джозеф, Хьюи, бабушка и теперь Майра — собралась в часовне и с восторгом смотрела на новорожденного младенца на руках у молодой матери.

Я улыбнулась Маллоям. Рождество. На земле воцарился мир.

Но тут к алтарю вышел — кто бы вы думали? — отец Джилли собственной персоной. Он даже не удосужился произнести привычные слова молитвы «Introibo ad altare Dei» и сразу заорал:

— Как вы посмели в святейшую ночь года осквернить это святое место?

Я в это время нагнулась к младенцу и улыбалась ему, поэтому не особо вслушивалась. Ну, увещевают какого-то грешника. Бедная душа. Но, подняв голову, я увидела Тесси Райан и Анни Лихи, которые обернулись в нашу сторону и уставились на нас, качая головами.

И тут я поняла.

— Это о нас, Майкл, — шепнула я. — Он сейчас говорит о нас.

— Не о нас, — поправила Майра. — Обо мне.

— Скандал, настоящий скандал для нашего прихода — так запятнать все чистое своим бесстыдством. И втянуть в свой грех всю семью…

Большинство наших друзей и соседей сидели, понурив головы и глядя в пол. Отец Джилли и раньше отчитывал грешников, но никогда не делал этого так, как сейчас. И при этом ни слова об этом дьяволе, старом майоре. Он боялся Мерзавцев Пайков. Как же — лендлорды.

Если бы Майра продолжала сидеть смиренно, отец Джилли, вероятно, покричал бы, требуя, чтобы она покаялась в своих грехах, но затем все-таки простил бы ее. Но Майра прервала его напыщенную тираду. Она встала, крепко прижимая к груди свое дитя. И посмотрела отцу Джилли прямо в глаза. Он замолчал. У Майры все еще оставался шанс. Ей бы всхлипнуть и произнести что-то вроде: «Ах, отче, простите, простите меня. Меня вынудили к этому силой. Это сын Джонни, последний отпрыск Джонни Лихи на всем белом свете. Последнее существо, в котором могут воплотиться быстрая улыбка Джонни, его отвага, его умение управляться с сетью и парусами, — это его ребенок». Но Майра промолчала.

И тогда заговорила я. В полной тишине я встала и сказала:

— Отче, это же сын Джонни Лихи.

Мне казалось, что я сумею воззвать к его здравому смыслу.

Вместе с нами поднялся Майкл. По церкви пополз ропот:

— Это ребенок Джонни. Конечно же, это ребенок Джонни.

Анни Лихи поднялась со своего места, стараясь заглянуть в лицо младенцу.

Но тут рот открыла Тесси Райан:

— Откуда нам это знать? Никто из тех, кто видел, как Жемчужина взбиралась на коня капитана Роберта, не поверит, что она не встречалась с ним раньше, — и кто знает, сколько это было раз…

Я повернулась к ней лицом:

— Тесси Райан, все в этой церкви знают, что то, что сделала Майра, она сделала ради меня. А сейчас она просто вернулась. И она с нами.

Отец Джилли указал пальцем на дверь:

— Убирайся отсюда, грешная женщина.

Мы всей семьей встали и покинули церковь.

Отец Джилли, взбешенный тем, что мы бросили ему вызов, сказал всей пастве, что для нас будут запрещены все таинства и обряды церкви, пока мы не отречемся от Майры. Всех Кили, а также Майкла и Онору Келли следует избегать как средоточие греха. Всем, кто будет общаться с нами, будет отказано в церковном покровительстве, а об их поведении будет доложено Линчам.

Вот так в первый день Рождества начался этот бойкот, seachaint, — все стали избегать нас и шарахаться от нас. Никто в Барне не разговаривал с Кили. А в Рахуне наши соседи вели себя так, будто Нокнукурух по-прежнему был заброшенной землей на пустыре.

Так прошла неделя, и Майра сказала, что вернется обратно к Мерзавцам Пайкам.

— Если я уйду, — сказала она, — отец Джилли оставит вас в покое.

Мы принялись спорить и отговаривать ее. Но Майра возразила: что еще ей оставалось? В Барне она жить не собиралась. Где она найдет здесь работу?

— К тому же я буду в каких-то пяти милях от вас, — сказала она, — а не в какой-нибудь Америке. Старый майор большую часть времени проводит в Дублине, а с Робертом я как-нибудь справлюсь. Не забывайте, что он в основном находится в своем полку.

Она найдет способ передавать нам весточку, а я смогу иногда пробираться в дом, чтобы повидаться с ней.

— Но, Майра, — не унималась я, — он ведь… он ведь будет… Как ты это вынесешь?

— Он в основном только разговаривает, — ответила Майра. — Рассказывает, как он ненавидит собственного отца и как жестоко другие мальчики обходились с ним в пансионе. А что касается всего остального, то все это очень быстро заканчивается.

Мы не смогли остановить ее.

Поначалу для нас ничего не изменилось.

— Терпение, — сказала тогда бабушка. — Терпение. Отец Джилли очень скоро пристанет к кому-нибудь другому, и соседи сами придут к нашим дверям.

— А мы захлопнем их у них перед носом, — решительно заявила я.

— Не стоит винить их. Они не могли пойти против священника. Но это долгая дорога, с которой не свернуть.

Когда в середине января отец прослышал, что начинается сезон рыбной ловли, то отправился к кладдахскому адмиралу, чтобы узнать, может ли он пойти со всеми.

— Ты когда-нибудь замечал, Джон Кили, — начал адмирал, — что наш Господь выбрал в качестве своих апостолов именно рыбаков и что предал его как раз Иуда, ни разу не ступавший на борт лодки? Мы не отвернемся от тебя, Джон Кили, что бы там ни говорил священник.

Так отец наш ушел в море вместе с остальными рыбаками, и об этом больше не было сказано ни слова. Барнские рыбаки слушали своего адмирала. Когда флотилия вернулась, мама взяла весь улов и вместе с прочими женщинами продала его под Испанской аркой.