Ра - Тур Хейердал Страница 35

В апреле солнце над Сахарой начало жарить с такой силой, что это сказалось и на ходе работы, и на расходе воды. В это же время о строительстве в ложбине за пирамидами заговорило телевидение и местная печать, папирусную лодку все время путали с деревянным кораблем Хеопса, который восстанавливали в нескольких сотнях метров от нас, и туристские гиды и экскурсоводы, томящиеся бездельем из-за военного положения, надумали водить к нам туристов и показывать им настоящий египетский корабль из папируса. Гости со всех континентов, а также фотографы и репортеры, прибывшие из разных стран освещать ход военных действий, шли или ехали верхом на конях и верблюдах смотреть новейший аттракцион, канатное ограждение было сметено, и сторожа героически защищали хрупкую лодку от тьмы любопытных, самые напористые из которых лезли на палубу позировать для фотографов, не считаясь с тем, что сухие стебли ломались под их каблуками. Верблюды грызли нашу лодку. Туристы уносили на память обрезки папируса и целые стебли с автографами и без, и Абдулле стало не до работы, он едва поспевал расписываться, а Мусса и Умар, позабыв про свои веревки, кокетничали с прекрасными дочерьми Нигерии, Советского Союза и Японии. Мы попробовали работать ночью при свете фонарей и факелов, но опасность пожара от искр и керосина вынудила нас отказаться от этой затеи. Кораблик-то был бумажный! Одна неосторожно брошенная спичка – и ладью окутает море пламени, а когда оно схлынет, на песке останется лишь кучка пепла. Мы с ужасом смотрели, как туристы с сигаретами в зубах прислоняются к лодке. Вывесили огромные объявления на арабском и английском языках о том, что курить строго воспрещается, и велели сторожу всем показывать эти плакаты. В тот же день мы увидели, как наш старичок с ружьем сидит подле носа ладьи, дымя самокруткой. Я возмущенно ткнул пальцем в объявление над его головой, но ему мой гнев был непонятен. Улыбаясь, он объяснил, что не умеет читать.

Каюту нам сделал один старик-корзинщик в Каире. Он сплел ее всю из гибких прутьев. Размеры жилья, в котором предстояло разместиться нашей семерке, составляли 4 метра в длину и два восемьдесят в ширину; высота сводчатого потолка позволяла стоять, нагнув голову, в центре; посередине одной из боковых стен было квадратное отверстие для входа, высотой один метр. Крыша и боковые стены заходили на метр дальше задней стены, так что получился как бы альков для корзин с провиантом.

В ходе работы мы частенько наведывались в древние гробницы, чтобы получше рассмотреть важные для нас детали стенных росписей. На длинных деревянных кораблях изображен натянутый над палубой толстый канат. Он перекинут с носа на корму и опирается на жерди с рогаткой вверху. Этот канат стягивал нос и корму, словно тугая тетива, не позволяя кораблю переломиться посередине. Видимо, продольная упругость судов из папируса была выше, потому что на них такой тетивы не ставили. Зато короткий канат спускался косо вниз от загнутого внутрь конца ахтерштевня к кормовой палубе, это выглядело, как арфа с одной струной. Если бы мы знали, как важна эта струна! Я часами ломал себе голову над ее смыслом, ведь для чего-то ее придумали, сколько бы ученые, поддержанные ребятами из Чада, ни твердили, что единственное назначение этого каната – держать элегантную завитушку. Допустим. А зачем нужна завитушка? Только для красоты, считали все. Дальше наше воображение не шло, но этого было довольно, чтобы мы и тут постарались не отклоняться от древних рисунков. Долго струна стояла на своем месте, но однажды утром она исчезла. Наши чадские друзья убрали ее, она им мешала работать, да и к чему она, ведь завитушка теперь держалась без нее. Мы попросили ребят вернуть канат на место, но они весьма логично возразили, что мы всегда можем сделать это потом, если завитушка начнет выпрямляться. А сейчас в нем нет надобности.

Если на деревянных судах мощный канат опирался на жерди, то у папирусных лодок, как это видно на фресках и рельефах, толстый канат обрамлял палубу. Он скреплял всю конструкцию, увеличивал ее жесткость и служил канвой для всех оттяжек, которые за тонкий папирус не привяжешь.

Древние изображения в подземных коридорах с колоннадой позволяли представить себе, как люди решали проблемы водного транспорта 3-4 тысячи лет назад. Создатели фресок и рельефов живо запечатлели все подробности великолепными нетускнеющими красками. Очень важно было как следует разобраться в этих древних мультипликациях, ведь больше негде было почерпнуть нужные нам сведения. Часто мы затруднялись различить на изображениях деревянные и папирусные суда, потому что первые обычно имитировали форму вторых. Но есть фрески, показывающие весь ход работы: рабочие срезают стебли на болоте, собирают их и подносят снопы строителям, и те связывают папирус вместе веревками, которые им подают маленькие помощники-ученики.

На палубах папирусных лодок можно разглядеть корзины с фруктами и лепешками, кувшины, мешки, сундуки, клетки с птицей, обезьян, телят. Стоят рыбаки, охотники, торговцы, воины, знатные вельможи, а то даже показаны целые траурные процессии с богами и птицечеловеками. Вот обнаженные рыбаки с сачками, сетями, вершами и простыми удочками. Вот сражаются два отряда папирусных лодок. Вот охотники на лодках бьют гарпунами бегемотов. Вот сидят женщины и кормят грудью детей. А вот и сам фараон с супругой восседает на троне, перед ним роскошно накрытый стол, и виночерпий наполняет его бокал.

На одних фресках фараон изображен великаном, его шаг равен длине всей лодки, на других отчетливо видно двадцать пар гребцов и двуногую мачту с такелажем, с полдюжины моряков тянут фалы и карабкаются на реи и ванты, и совершенство парусной оснастки говорит о высоком уровне мореходного искусства 5 тысяч лет назад. Самые роскошные папирусные суда украшены на концах звериными головами, резные столбы каюты покрыты краской и позолотой, и все: весла, тент и прочий инвентарь – отвечает лучшим образцам древнеегипетского строительного искусства и ремесла.

У фараонов хватало камня, чтобы сооружать пирамиды с гору величиной. Папируса им тоже хватало, и они вполне могли строить лодки размером с плавучий остров. Задуманная нами лодка составляла в длину всего одну пятую сфинкса. Выйдя из подземного царства мумий и стоя между лапами каменного исполина, мы чувствовали себя карликами. Папирус разрушается зубом времени гораздо быстрее, чем камень. Если бы мы знали пирамиды и сфинкса только по фрескам в подземелье, никто не поверил бы, что за тысячи лет до Колумба люди могли создавать такие гиганты. Как бы нам ни нравилось смотреть на себя как на поколение, сбросившее наконец-то звериный облик, пирамиды напоминают, что не следует спешить с умозаключениями. Умный человек не будет недооценивать способности других только потому, что они родились на свет раньше нас, так что мы можем пожинать плоды их изобретательности. Это были люди с такими же, как у нас, чувствами и стремлениями. Памятники той поры свидетельствуют, что ум и сметка, организаторский дар и энтузиазм, любознательность и крылатая мечта, вкус и все прочие пружины человеческих деяний, добрых или дурных, ставят в один ряд человека древности и современности, лишь календарь да созданная нами сообща техника говорят о том, что прошло 5 тысяч лет.

Когда уже подходила к концу установка фальшборта, мне пришлось вылететь в Марокко, чтобы подготовить приемку нашей ладьи и старт из древнего порта Сафи, которого никто из нас еще не видел. А вскоре после того, как я вернулся оттуда, легли на место последние стебли папируса. Всего их ушло на лодку 280 тысяч. Строительство было закончено. На песке осталось шесть стеблей папируса.