Прыжок в прошлое - Сергей Шхиян Страница 34

Мне удалось выяснить, где она умудрилась подхватить пневмонию: весь вчерашний день, до нашей встречи, Аля проработала в леднике.

Утомленная суетой и лечением, Аля заснула, а я, чтобы не беспокоить ее, вышел в коридор. Верный Тихон сидел на скамейке в ожидании распоряжений.

— Есть здесь хорошие знахарки? — спросил я его.

Тихон помрачнел и буркнул что-то маловразумительное.

— Ты мне не крути, — сердито сказал я, — так есть или нет?

— Есть одна, бабка Улька, — неохотно перешел на членораздельную речь слуга, — только она не чистая.

— В каком смысле, — не понял я, — грязная, не моется, что ли?

— С нечистым дружбу водит, — перекрестившись, ответил он.

— А лечить она умеет?

— Кого лечит, а кого и нет.

— Давай быстро беги за ней, только без своих выкрутасов!

— Можно, я мальца пошлю? — побледнев, попросил слуга. — Оченно она меня не любит…

— Пошли, только чтобы быстро, одна нога здесь, другая там!

Тихон закивал головой и бегом бросился выполнять приказание.

Я вернулся в комнату и присел на лавке у окна. Я смотрел на осунувшееся лицо девушки и диву давался тому, что со мной происходит.

Меня разрывает от жалости к ней. У меня дрожат руки, когда я к ней прикасаюсь. Меня мучат страхи и предчувствия, что с ней может случиться что-нибудь плохое. Вчерашняя знакомая сделалась невероятно близким человеком. Куда-то подевались цинизм, ирония и жизненный опыт достаточно опытного человека. Назвать это любовью с первого взгляда? Смешно, но ничего другого, подходящего по смыслу, я не смог придумать.

Аля закашлялась во сне и проснулась. У нее опять начала подниматься температура и затряс озноб. Я заметался по комнате, не зная чем ей помочь.

Обычно, отправляясь в поездки, я беру с собой минимальный запас лекарств.

Этот раз не был исключением. Более того, отвечая в какой-то мере за экспедицию, я оснастился в расширенном варианте.

Однако когда я упаковывал свой неподъемный рюкзак, лекарства показались ненужным грузом, и я их выложил. Теперь оставалось кусать локти и обзывать себя самыми последними словами.

Когда Але стало немного лучше, я, чтобы занять себя, начал перебирать вещи с тайной надеждой встретить что-нибудь полезное в данной ситуации. Этого быть не могло, потому что не могло быть никогда. Кажется, есть такой идиоматический оборот. На дне рюкзака спокойно лежал мой заветный пакет с лекарствами.

Это так удивило меня, что я в первый момент даже не обрадовался. Я по памяти восстановил ситуацию, при которой я собирал вещи. Я вспомнил место на исполинском столе Марфы Оковны, куда выложил лекарства. Я не клал их в рюкзак…

Подержав в руке вновь обретенную надежду, я вытряхнул содержимое полиэтиленового пакета на стол и тут же выловил из кучки медикаментов антибиотик.

Это оказался не бог весть какой сильный препарат, но, по моему разумению, его должно было хватить.

Я растолок антибиотик в порошок и бросил таблетку аспирина в воду. Она начала растворяться, шипя и пуская пузыри.

— Али сам, батюшка, лекарь? — раздался за моей спиной скрипучий голос.

Я обернулся. В дверях комнаты, не отрывал взгляда от шипящего в стакане препарата, стояла чистенькая старушка, одетая в крестьянское платье. На вид ей было хорошо за семьдесят. В одной руке у нее была палка, в другой холщовый узелок.

— Лекарь, бабушка, — ответил я.

Теперь, когда у меня нашлись лекарства, нужда в народном шарлатанстве отпала.

— Девку, значит, лечишь? — задала она пустой вопрос, подходя к кровати и продолжая коситься на шипучий аспирин.

— Лечу, — не очень любезно ответил я.

— Ишь, как ее лихоманка скрутила. Отойдет скоро.

— Не отойдет. Через неделю будет здоровее прежнего.

Я приподнял Алину головку, насыпал ей на язык антибиотик и дал запить раствором аспирина. Она подчинилась и с трудом проглотила жидкость. Старуха внимательно наблюдала за моими действиями. Видимо, такой способ лечения ее не удовлетворил. Она притронулась к Алиному лбу.

— Поверь мне, батюшка, отойдет. Кабы не жар, то оклемалась бы, а как такой жар, лихорадка ее сгубит.

Аля никак не реагировала на наш разговор. У нее начался бред. Она вскрикивала и в чем-то оправдывалась. Я не прислушивался, меня в этот момент занимала старуха. Тихон был прав, было у нее что-то с «нечистым». Из-под старых морщинистых век на мир смотрели живые проницательные глаза В ее взгляде светился какой-то не женский, жестокий ум. Такой взгляд больше подошел бы суровому полководцу, а не деревенской знахарке. Думаю, немного нашлось бы людей, способных пойти против ее воли.

— Отходит, — с удовлетворением сообщила старуха, глядя на запекшиеся Алины губы. — Ты бы приказал попа позвать.

— Не нужно попа. Через полчаса температура пройдет, и все будет нормально.

Слово «температура» старуха не знала, но смысл поняла правильно и не стала уточнять.

— Ты, смотрю, батюшка, из далекого далека пришел, — не спросила, а констатировала она.

— Отсюда не видно, — ответил я.

— И млада вдовица тебе люба.

— С чего ты решила, что она вдовица?

— Сорока на хвосте принесла. Другой день, как помер ее солдат. Да и ей, видать, судьба.

Меня ее карканье начинало злить.

— Ты, бабушка, никак, ворожея? — поинтересовался я, не скрывая раздражения.

— Ясновидящие мы, — охотно откликнулась старуха. — Куда ни посмотрю, все ясно вижу. А вот на тебя смотрю — и ничего не вижу. Помрет девка-то.

Я проигнорировал ее намек.

— А если не помрет, чем тогда ответишь?

— Дар ей дам, — подумав, ответила старуха. — Знатный дар. Пользы от него много будет, но будет и вред.

— Вот вреда не нужно, — попросил я.

— Вред от моего дара может быть только через тебя.

Я хотел выяснить подробности предполагаемого подарка, но в этот момент Аля начала метаться на подушке, и я наклонился к ней. Лекарства начали действовать.

Лоб ее покрыла испарина, а дыхание выровнялось.

— Жар-то уходит, — ехидно сказал я знахарке.

— Не может того быть! — испуганно воскликнула она и наклонилась над больной.

— Душно мне, — внятно проговорила Аля, сбрасывая с себя одеяло, и тут же потянула его обратно, чтобы прикрыть обнаженную грудь.

Этот жест стыдливости убедил старуху больше, чем испарина на лбу девушки. Мертвые, как известно, срама не имут.

— Пойду я, барин, — сказала она тусклым голосом, потом вдруг спросила: — Тебя случаем, не Алексеем кличут?