Путешествие к центру Земли - Жюль Верн Страница 33

– Дорогой дядюшка, – продолжал я. – Допустим, что все ваши вычисления точны, но позвольте мне вывести из них неизбежное заключение.

– Валяй, мой мальчик, сколько душе твоей угодно.

– В той точке, где мы находимся, под широтами Исландии, земной радиус равен приблизительно одной тысяче пятистам восьмидесяти трем лье, не так ли?

– Да, тысяче пятистам восьмидесяти трем…

– Скажем, круглым счетом, тысяче шестистам. Из них мы прошли двенадцать лье.

– Правильно.

– И это при диагонали в восемьдесят пять лье?

– Именно так.

– Пройденных в двадцать дней?

– В двадцать дней!

– Но шестнадцать лье составляют сотую часть земного радиуса. Если и далее мы будем так подвигаться, то нам понадобится еще две тысячи дней или около пяти с половиной лет, чтобы попасть к центру Земли.

Профессор не отвечал.

– И это, не принимая в расчет того, что если спуску по вертикальной линии в шестнадцать лье соответствует переход по горизонтальной линии в восемьдесят, то это составит восемь тысяч лье в юго-восточном направлении, и, следовательно, нужно очень много времени, чтобы добраться с какой-либо точки земной поверхности до центра.

– К черту твои вычисления! – вскричал разгневанный дядюшка. – К черту твои гипотезы! На чем они основаны? Кто тебе сказал, что эта галерея не ведет прямо к нашей цели? А затем в мою пользу говорит пример нашего предшественника. То, что делаю я, уже сделал другой, и то, что удалось ему, удастся также и мне.

– Надеюсь, но ведь мне все же разрешается…

– Тебе разрешается молчать, Аксель, если ты намерен продолжать свои благоглупости!

Я видел, что в дядюшке снова заговорил раздражительный профессор, и принял это к сведению.

– А теперь, – продолжал он, – взгляни-ка на манометр. Что-он указывает?

– Весьма значительное давление.

– Хорошо! Ты видишь, что если спускаться постепенно, то привыкаешь к более плотной атмосфере и ничуть от этого не страдаешь.

– Ничуть, если не считать боли в ушах.

– Это пустяки, и ты можешь легко избавиться от этого, участив дыхание и тем ускорив обмен воздуха в легких.

– Хорошо, – ответил я, решив больше не противоречить дядюшке. – Есть даже известное удовольствие в том, что погружаешься в более плотную атмосферу. Заметили ли вы, с какой силой в ней распространяется звук?

– Несомненно! Тут и глухой стал бы отлично слышать.

– Но эта плотность, конечно, будет возрастать?

– Да, согласно закону, еще недостаточно точно установленному. Известно, что сила тяготения уменьшается по мере углубления в Землю. Ты знаешь, что ее действие всего ощутительнее на поверхности Земли и что в центре земного шара предметы не имеют веса.

– Я знаю это; но скажите, не приобретает ли воздух в конце концов плотность воды?

– Несомненно, под давлением в семьсот десять атмосфер.

– А ниже этого предела?

– Плотность будет неизменно возрастать.

– Как же мы будем тогда спускаться?

– Мы наложим в карманы камни.

– Право, дядюшка, у вас на все есть ответ!

Я не смел больше забегать вперед; я рисковал натолкнуться еще на какую-нибудь преграду, которая вывела бы из себя профессора.

Однако было ясно, что под давлением, которое могло подняться до нескольких тысяч атмосфер, воздух перешел бы, наконец, в твердое состояние, а тогда, допуская даже, что наши тела и выдержали бы такое давление, все же пришлось бы остановиться.

Но я не привел этого довода. Дядюшка снова стал бы козырять своим вечным Сакнуссемом, – пример отнюдь не убедительный, так как, даже признавая факт путешествия ученого исландца, можно было бы привести очень простое возражение.

В шестнадцатом веке ни барометр, ни манометр не были еще изобретены, – как же мог Сакнуссем установить, что он дошел до центра земного шара.

Но я оставил это возражение при себе и выжидал событий.

Остальная часть дня прошла в вычислениях и разговорах. Я соглашался во всем с профессором Лиденброком и завидовал полному безучастию Ганса, который, не разбирая причин и следствий, слепо шел туда, куда его вели обстоятельства.