Приключения Тарзана в джунглях - Эдгар Берроуз Страница 33

Но Тарзану предстояло решить вопрос: как вырвать жертву у льва во время еды? Наконец, он напал на план. Для всякого, кроме Тарзана, это план показался бы рискованным, а может быть, он казался таким и ему самому; но Тарзан любил все, что заключало в себе значительный элемент опасности. Во всяком случае, я сильно сомневаюсь, чтобы вы или я избрали подобный план для победы над разозленным и голодным львом.

Для выполнения задачи Тарзану был необходим помощник, при чем этот помощник должен был обладать такой же храбростью, как и он, и почти таким же проворством. Взор человека-обезьяны упал на Тога, товарища его детских игр, соперника в первой любви и в настоящее время единственной обезьяны всего племени, которая, по-видимому, питала к Тарзану чувство, которое в нашей среде называется дружбой. По крайней мере, Тарзан знал, что Тог был храбр, молод, ловок и обладал удивительной мускулатурой.

– Тог! – закричал человек-обезьяна. Огромная обезьяна выглянула на него из-за сухого сучка, который она старалась отломать от сожженного молнией дерева. – Подойди поближе к Нуме и подразни его, – сказал Тарзан. – Дразни до тех пор, пока он не нападет на тебя. Уведи его прочь от трупа Мумги. Держи его там пока сможешь.

Тог кивнул головой. Он был на другой стороне прогалины, напротив Тарзана. Оторвав, наконец, сучок от дерева, он с воинственным видом спрыгнул на землю, направился к Нуме и зарычал. Измученный лев встал на ноги. Его хвост сделался твердым и выпрямился, и Тог обратился в бегство, так как он уже знал этот предостерегающий сигнал к нападению.

Находясь позади льва, Тарзан быстро побежал к центру просеки, где лежал труп Мумги. Нума, смотря во все глаза на Тога, не видел человека-обезьяны. Он бросился вслед за убегающим самцом, который обратился в бегство к ближайшему дереву. Тог был всего в двух ярдах впереди преследующего его льва. Тяжелый антропоид как кошка быстро вскарабкался на ствол и почувствовал себя в надежном убежище. Когти Нумы промахнулись только на один дюйм.

С минуту лев стоял под деревом, глядя вверх на обезьяну и рыча так, что дрожала земля, потом он повернулся обратно к своей жертве. А еще через минуту он гордо вытянул свой хвост и помчался назад еще с большей скоростью, так как он увидел голое человеческое существо, убегающее к дальним деревьям с окровавленным телом его жертвы, перекинутым через гигантские плечи.

Обезьяны, глядевшие на страшное состязание из своего безопасного древесного убежища, осыпали насмешками Нуму и посылали предостерегающие возгласы Тарзану. Высоко стоящее солнце, жаркое, сверкающее, освещало Тарзана и льва на маленькой прогалине, обрисовывая их в ослепительном рельефе зрителям, сидящим в тени листвы. Последние видели обожженное солнцем тело нагого окровавленного юноши, прикрытое только мохнатым трупом убитой обезьяны, с мускулами, перекатывающимися под бархатной кожей. А позади него черногривый лев, с плоской головой, с вытянутым хвостом, чистокровный питомец джунглей, бежал через озаренную солнцем просеку.

Ах, вот это была жизнь! Когда смерть следовала за ним по пятам, Тарзан дрожал радостной дрожью от ощущения жизни; но удастся ли ему достигнуть деревьев, опередив неудержимую смерть, так близко бегущую за ним.

На суку дерева, к которому бежал Тарзан, висел Гунто. Гунто громким криком посылал советы и предостережения.

– Держи меня! – закричал Тарзан и вместе со своей тяжелой ношей прыгнул прямо навстречу огромному самцу, висящему на задних лапах и одной передней. И Гунто схватил их одной громадной волосатой лапой и увлек их вверх, пока пальцы Тарзана не ухватились за ближайшую ветку.

Внизу яростно прыгал Нума; но Гунто, несмотря на свой массивный и неуклюжий вид, был так же быстр, как Ману, мартышка, и когти льва лишь слегка оцарапали его, оставив кровавую полосу на волосатой руке.

Тарзан отнес труп Мумги на самое высокое разветвление, где даже Шита-пантера не могла бы достать его. Нума свирепо сновал взад и вперед под деревом, испуская ужасающий рев. Его лишили и добычи, и мести. Он страшно рассвирепел; но грабители его были за пределами досягаемости, и, бросив в него несколько палок и осыпав его насмешками, они скрылись.

Тарзан много размышлял о приключениях этого дня. Он предвидел, что может случиться, если крупный хищник джунглей обратит серьезное внимание на племя Керчака. Но он думал также и о той свалке среди обезьян в погоне за спасением, которая произошла вслед за тем, как Нума сегодня напал на них.

В джунглях смешное всегда страшно и жестоко. Животные не имеют вовсе или почти не имеют чувства юмора, но молодой англичанин видел смешное во многом, на что не могли смотреть под юмористическим углом зрения его товарищи.

С раннего детства он был неутомимым охотником за весельем, к большому огорчению своих товарищей обезьян. Так и сейчас он видел смешную сторону и в панике напуганных обезьян, и в гневе одураченного льва; даже в этом страшном приключении джунглей, стоившем жизни Мумге и подвергшем опасности многих членов племени, Тарзан подметил смешные черты.

Не прошло и нескольких недель после этого случая, как Шита-пантера сделала внезапный набег на племя и схватила маленького детеныша с дерева, где он был спрятан, пока мать его искала пищу. Шита удалилась со своей маленькой дочыбеи, никем не преследуемая. Тарзан был в страшном гневе. Он говорил самцам о той легкости, с которой Нума и Шита в течение одного с лишним лунного месяца лишили жизни двух членов племени.

– Они съедят нас всех! – кричал он. – Мы охотимся по джунглям, сколько хотим, не обращая внимания на приближение врагов. Даже Ману – мартышки – не делают так. Они всегда держат двух или трех сторожей, которые охраняют их. Пакко-зебра и Ванни-антилопа имеют караульщиков в стаде, и те стоят на страже, пока остальные добывают пищу. А мы, великие Мангани, позволяем Нуме, Сабор и Шите приходить, когда им вздумается, и таскать нас на пищу своим детенышам.

– Что нам делать? – спросил Тог.

– Мы также должны иметь двух или трех сторожей, которые охраняли бы нас от Нумы, Сабор и Шиты, – ответил Тарзан. – Других нам нечего бояться, за исключением Хисты-змеи; но если мы будем ставить сторожей, мы увидим и Хисту, хотя бы она скользила так же бесшумно, как и всегда.

И с тех пор большие обезьяны из племени Керчака стали ставить часовых, которые караулили с трех сторон, когда члены племени занимались охотой, уже не рассеиваясь на таком большом пространстве, как бы им того хотелось.

Но Тарзан уходил один, так как Тарзан был человеком и искал развлечений и приключений, и того веселья, которое свирепые и страшные джунгли предлагают тем, кто знает их, и кто не боится веселья, полного особенных чар, пронизанного взглядом горячих глаз, испещренного малиновыми пятнами крови. В то время, как другие искали пищи и любви, Тарзан-обезьяна искал пищи и радости.

Однажды он кружил над обнесенной частоколом деревней Мбонги, вождя каннибалов. Он опять увидел колдуна Рабба-Кегу, нарядившегося в шкуру Горго-буйвола с его рогатой головой. Тарзана забавляло, что Гомангани превратился в Горго; но это не представляло бы для него ничего особенного, если бы он случайно не заметил, что одна сторона хижины Мбонги покрыта растянутой за ней шкурой льва вместе с головой. Красивое лицо юноши-дикаря расплылось в широкой улыбке.