Царский венец - Евгения Янковская Страница 32

Ольга с созерцательной задумчивостью любовалась с палубы бесконечными солнечными искорками на морской ряби, красотой поросших соснами островов, скалами, рыбацкими хижинами на берегу, слушала крики чаек... Время от времени приходила её очередь оставаться на борту с больной матерью, которая редко сходила на берег из-за недомогания, в то время как Николай с другими детьми отправлялся на прогулку, собирать грибы, ягоды и удивительные разноцветные камешки. В тот день Ольга тоже осталась с Александрой Фёдоровной. Они долго беседовали по душам в обитой ситцем каюте, потом сыграли на рояле в четыре руки — старшая великая княжна обладала абсолютным слухом и обожала музицировать. А затем Александра Фёдоровна поднялась на палубу и долго вязала, прислушиваясь к крикам чаек, а Ольга медленно прогуливалась по палубе меж плетёных столиков под белыми парусиновыми тентами.

Вдалеке виднелись очертания островка, и Ольге казалось, что сама яхта — остров, частичка мира, огороженная водой, удалённая от суеты обыденной жизни... Она чувствовала, что на яхте даже отец дышит куда свободней, хотя почтовые суда с бумагами и докладами прибывают из столицы постоянно.

Но остров этот вовсе не был необитаем. С офицерами и моряками у царской семьи установились самые простые отношения, никакого официоза. За подрастающими старшими царевнами молодые офицеры даже в шутку ухаживали, разумеется, вполне невинно; девушки отвечали дружелюбным вниманием.

Николай Саблин в тот год ещё не был старшим офицером яхты «Штандарт», но государь и тогда уже выделял его из всех, находя в молодом морском офицере множество достоинств. Саблину было проще, чем другим членам экипажа заговорить с молоденькой великой княжной, которая была совершенно очаровательна в тот день. Одета Ольга была просто: светло-голубая блуза с вышивкой и белая юбка, — солнце, казалось, отражалось от белизны ткани. Этот незамысловатый наряд очень шёл к её белокурым волосам. Великая княжна улыбалась — не кому-то конкретно, а просто так... солнцу, морю...

— Море — это жизнь, не правда ли, Ольга Николаевна? — Обращение «Ваше Высочество» не приветствовалось.

— Да, — Ольга сразу поняла, что́ хочет сказать ей этот приятный молодой офицер. — Глубина... Ведь там всё по-другому... свой мир. Животные, рыбы, водоросли... А ещё глубже?

— Какие-то более простые формы жизни... странные организмы, привыкшие жить там, где никто больше жить не может.

— А ещё глубже? На самой-самой глубине, какая только может быть?

— Наверное, ничего... Просто мрак.

— Просто мрак? Нет, так не бывает. Жизнь должна быть везде.

— Не могу ничего сказать, Ольга Николаевна. Человек никогда не бывал там. Мы ведь скользим по поверхности, море только приподнимает нас, как на руках, над собой, но не пускает внутрь. Увы, я видел немало людей, нашедших в его глубине лишь могилу.

— Это... страшно. Мне кажется, сейчас вы вспомнили Цусиму.

Саблин посмотрел на Ольгу очень внимательно.

— Да, вы правы.

— Зачем только люди воюют?

— Не вы первая, Ольга Николаевна, задаёте этот вопрос.

— Нет, так быть не должно. Морские воды не должны смешиваться с кровью. На кораблях надо путешествовать, а не воевать. Папа очень хотел бы, чтобы в его царствование не было ни одной войны и потом, после него, — никогда.

— Государь Николай Александрович не единственный император в мире, — вздохнул Саблин. — И, к сожалению, многие правители желают совсем другого.

Юная великая княжна посмотрела офицеру в глаза задумчивым продолжительным взглядом ...

— Мама́, — Ольга, очнувшись от воспоминаний, сама заговорила, негромко и глухо прозвучал её голос. — Сегодня в церкви, когда он приветствовал нас, я ощутила и счастье, и горе в один миг. Ведь это так странно, в один миг — да? У меня как будто внутри всё... смешалось. И потом я всё время отвлекалась во время молитвы, всё думала о нём — а это же так грешно! Я вот что решила: никогда не выйду замуж. Уйду в монастырь к тете Элле. Знаешь, мы недавно говорили с Татьяной... Она тоже хочет пожить в монастыре. Но Татьяна никогда не станет монахиней, у неё совсем иной характер.

Александра Фёдоровна вздохнула, обняла свою повзрослевшую дочь, как маленького ребёнка.

— Тебе ещё рано принимать такие решения, мой ангел. Не думаю, что матушке Елизавете придётся по нраву такая скоропалительность. И запомни: в монастырь не уходят от несчастной любви. В монастырь идут те, кого призывает Господь к Себе на особое служение. Я раньше не понимала монахов. Но годы, проведённые в России, раскрыли мне глаза на многое.

— А Элла? Разве она не из-за того, что её мужа...

— Мне всегда казалось, что это горе послужило причиной некоего прозрения для Эллы, она осознала своё истинное призвание и предназначение. У неё особый путь, Оленька.

Опечаленная Ольга ничего не ответила, только крепче прижалась к матери.