Лейденская красавица - Генри Райдер Хаггард Страница 32

– Фроу Янсен убежала, – сказал он, – на улице никого нет. Я думаю, и нам надо поспешить, пока нас никто не видел.

Несколько дней спустя тела этих испанцев были найдены с расплющенными лицами.

Это объяснили тем, что они, вероятно, напившись, затеяли между собой драку и, свалившись с моста, разбились о каменные быки. Все приняли это объяснение, как вполне согласное с репутацией этих людей. Не было произведено никакого дознания.

Оба солдата полетели головами вниз в канал, протекавший посередине улицы

– Пришлось покончить с собаками, – сказал Мартин, как бы извиняясь, – прости меня, Иисус, я боялся, как бы они не узнали меня по бороде.

– Да, в тяжелые времена нам приходится жить, – со вздохом проговорил Дирк. – Фой, не говори ничего обо всем этом матери и Адриану.

Фой же подталкивал Мартина, шепча:

– Молодец! Молодец!

После этого приключения, не представлявшего собой, как то должен помнить читатель, ничего особенного в эти ужасные времена, когда ни жизнь человеческая, особенно протестантов, ни женская честь никогда не были в безопасности, все трое благополучно добрались до дому, никем не замеченные. Они вошли через заднюю дверь, ведшую в конюшню. Им отворила женщина и ввела их в маленькую освещенную комнату. Здесь женщина обернулась и поцеловала сперва Дирка, потом Фоя.

– Слава Богу, вы вернулись благополучно! – сказала она. – Каждый раз, как вы идете на собрание, я дрожу, пока не услышу ваших шагов за дверью.

– Какая из этого польза, матушка? – заметил Фой. – Оттого, что ты мучаешь себя, ничто не изменится.

– Это делается помимо моей воли, дорогой, – отвечала она мягко. – Знаешь, нельзя быть всегда молодым и беззаботным.

– Правда, жена, правда, – вмешался Дирк, – хотя желал бы я, чтобы это было возможно: легче было бы жить, – он взглянул на нее и вздохнул.

Лизбета ван Гоорль давно уже утратила красоту, которой блистала, когда мы впервые увидали ее, но все еще она была миловидной, представительной женщиной, почти такой же стройной, как в молодости. Серые глаза также сохранили свою глубину и огонь, только лицо постарело, больше от пережитого и забот, чем от лет. Тяжела была судьба любящей жены и матери в то время, когда Филипп правил в Испании ^[30], а Альба был его наместником в Нидерландах.

– Все кончено? – спросила Лизбета.

– Да, наши братья теперь святые, в раю. Радуйся.

– Это дурно, – отвечала она с рыданием, – но я не могу. О, если Бог справедлив и добр, зачем же он допускает, что его слуг так избивают? – добавила она с внезапной вспышкой негодования.

– Может быть, наши внуки будут в состоянии ответить на этот вопрос, – сказал Дирк.

– Бедная фроу Янсен, – перебила Лизбета, – еще так недавно замужем, такая молоденькая и хорошенькая! Что будет с ней?

Дирк и Фой переглянулись, а Мартин, оставшийся у двери, виновато скользнул в проход, будто он пытался оскорбить фроу Янсен.

– Завтра навестим ее, а теперь дай нам поесть, мне даже дурно от голода.

Через десять минут они сидели за ужином.

Читатель, может быть, еще помнит комнату – ту самую, где бывший граф и капитан Монтальво произнес речь, очаровавшую его слушателей, вечером после того, как он был побежден в беге на льду. Та же люстра спускалась над столом, часть той же посуды, выкупленная Дирком, стояла на столе, но какая разница между сидевшими за столом теперь и тогда! Тетушки Клары давно не стало, а вместе с ней и многих из гостей: некоторые умерли естественной смертью, другие от руки палача, некоторые же бежали из своего отечества. Питер ван де Верф был еще жив, и хотя власти смотрели на него подозрительно, однако он занимал почетное и влиятельное положение в городе. Сегодня его за столом не было. Пища была обильная, но простая, однако не по бедности, – дела искусного и трудолюбивого Дирка шли хорошо, и он стоял теперь во главе того медного дела, где прежде был учеником, – а потому, что вообще в те времена люди мало думали об изысканности пищи. Когда жизни грозит постоянная опасность, то все удовольствия и развлечения теряют свою ценность.

Прислуживали теперь за столом вместо прежних слуг и Греты, давно исчезнувших неизвестно куда, Мартин и старая служанка: так как всегда можно было опасаться шпионства, даже самые богатые люди держали как можно меньше слуг. Одним словом – все удобства были сведены к минимуму.

– Где Адриан? – спросил Дирк.

– Не знаю, – отвечала Лизбета. – Я думала, он, может быть…

– Нет, – быстро возразил муж, – он не был там; он редко ходит с нами.

– Брат Адриан любит посмотреть на нижнюю сторону ложки, прежде чем облизать ее, – сказал Фой с полным ртом.

Замечание было загадочное, но родители, по-видимому, поняли, что хотел сказать Фой. По крайней мере, за его словами последовало тяжелое, натянутое молчание. Как раз в это время вошел Адриан, и так как мы не видели его уже двадцать четыре года, со времени его появления на свет на одном из бесчисленных островов Харлемского озера, то мы должны описать теперь его наружность.

Это был красивый молодой человек, но совершенно иного типа, чем его сводный брат Фой. Свой высокий рост и статную фигуру Адриан унаследовал от матери. Лицом же он так мало походил на нее, что никто бы не угадал в нем сына Лизбеты. Тип у него был чисто испанский, ни одной нидерландской черты не было в этом красавце-брюнете. Испанскими были темные бархатные глаза, близко расположенные по обе стороны чисто испанского тонкого носа с тонкими, широко раскрытыми ноздрями, испанским был холодный, несколько чувственный рот, скорее способный саркастически усмехаться, чем улыбаться. При этом прямые черные волосы, гладкая оливковая кожа и равнодушный полускучающий вид, очень шедший Адриану, но показавшийся бы неестественным и натянутым в нидерландце его лет – все в нем указывало на испанца.

Адриан сел, не говоря ни слова, и никто не заговорил с ним, пока его отчим Дирк не сказал:

– Ты сегодня не был на работе, хотя мог быть нам очень полезен при отливке пушки.

– Нет, батюшка, – отвечал молодой человек ровным, мелодичным голосом. – Вы знаете, что еще достоверно не известно, кто заплатит за эту пушку. По крайней мере, мне неизвестно, потому что от меня все держат в тайне, и если заказчиком окажется побежденная сторона, то этого достаточно, чтобы повесить меня.

Дирк вспыхнул, но не ответил, а Фой заметил:

– Ты прав, Адриан, береги свою шкуру.