Рам и Гау. Повесть об обезьянолюдях - Софья Радзиевская Страница 32

Странным было и полное отсутствие жизни: исчезли стада стройных антилоп и высоких жираф, ушли слоны и огромные нелетающие птицы. Удивительный инстинкт вовремя предупредил их об опасности, которой не почувствовали люди. Они не знали, что носорог-мать осталась здесь только потому, что в кустах лежал со сломанной ногой её детёныш.

Орда уже собралась у подножия горы, как вдруг из гущи кустов на склоне раздался детский крик. Все испуганно шарахнулись в сторону, хотя в крике слышался скорее не страх, а удивление. Голос узнали — кричала маленькая Си. Тотчас же в ответ прогремел мощный рёв мужской глотки: расшвыривая стоявших на пути, назад в кусты устремился Руй.

Мужчины поначалу опасливо двинулись за ним, но его новый крик заставил их забыть обо всём, кроме желания обогнать других.

— Есть! Еда! — вот что означал клич Руя, и орда с шумом вломилась в самую гущу кустов. Огромный олень последним усилием попробовал подняться навстречу, но грузно повалился набок: ноги, изломанные в поспешном бегстве с горы, ему не повиновались. Тяжёлое каменное рубило Руя тут же прекратило его страдания. Люди радостными криками сзывали отставших.

Мяса, жирного и горячего, хватило на всех. А когда от оленя остались только кости, матери перестали бояться мужчин и прятать от них детей. Голод был утолён, прошлого никто вспоминать не собирался.

На этот раз сытость не принесла обычной беспечности: гул и грохот, непрерывное содрогание почвы под ногами не давали забыть об опасности. Страх шёл по пятам, горячий ветер кружил головы. Едва покончив с едой, люди поспешили дальше вниз, на широкий простор равнины, прочь от опасностей огненной горы. Никогда ещё они с такой готовностью не слушались Гау, звавшего в дорогу.

На равнине, не сговариваясь, все как один, повернули налево: река, широкая и спокойная, вспомнилась им, она манила золотистыми отмелями, тихими заводями, полными рыбы и ракушек, прохладой и свежим воздухом, не отравленным дыханием страшной горы. Огонь внушал им теперь такой же страх, как животным, которые всегда от него бежали. Всем… кроме Гау, Рама и старого Мука. Но их об этом никто не спрашивал, да они и не сумели бы рассказать, что делается у них в душе.

Как далёк был путь до реки? Этого люди не знали. Их дорога до горы прошла в беззаботности. Полные желудки не располагали к спешке — каждый день был хорош по-своему, и нечего было торопиться менять его на следующий. Но теперь… Всё, что могло бегать и летать, разбежалось и разлетелось с их пути, приветливая прежде равнина опустела. Исчезли не только лёгкие антилопы и грузные слоны. Дети и женщины напрасно шарили в траве, поднимая облака удушливого пепла: юркие зелёные ящерицы, нежные и вкусные, тоже куда-то подевались. От голода спасала только жирная толстобрюхая саранча. Она во множестве облепляла запылённые стебли травы: этой всё годилось.

К концу первого дня пути саранчой заинтересовались и мужчины. Стало ясно: на охоту скоро рассчитывать не придётся, а значит, нечего тут и задерживаться. И люди шли не останавливаясь, на ходу горстями набивали рты жирной саранчой. Хорошо, что у неё ещё не отросли крылья и не на чем было улететь из гиблого места.

Гау шагал впереди. Только он и Руй сохранили во время бегства рубила, выточенные стариком Муком, да Урр подобрал у подошвы горы новый камень, тяжелее прежнего. Остальные мужчины выломали руками крепкие дубинки: кто знает, что ждёт в пути?

Люди шли и слушали, как земля по временам вздрагивает, точно под ней кто-то ворочается, большой и сильный. Так им казалось, и от этого было очень страшно, они оглядывались, вздрагивали, удваивали шаги.

Однако, как орда ни торопилась, проклятая гора точно не хотела с ней расставаться. Когда спускалась ночь, огненный столб по-прежнему близко стоял перед испуганными глазами. Люди всхлипывали от страха, рычали от злости, отворачивались, лёжа на помостах, наспех сделанных на деревьях. Но и отворачиваясь, они чувствовали: столб — вот он — стоит за спиной.

Гау не отворачивался. Уже взобравшись на дерево, он подолгу сидел, обхватив руками колени, и не отводил глаз от сияния наверху горы. Губы его тихо шевелились. Маа, засыпая возле, слышала одно и то же знакомое слово.

— Огонь! — тихо выговаривал Гау. И через малое время повторял опять.

— Спать, — шептала в ответ Маа.

Она тоже говорила тихо, даже тише, чем Гау: не годится женщине указывать, как должен поступать мужчина.