Одинокое ранчо (сборник) - Томас Майн Рид Страница 30

«Почему Валериан опаздывает? Что задерживает его?» – эти вопросы заботили Аделу Миранду вечером того самого дня, когда она стояла на пороге дома, вглядываясь в поворот дороги, ведущей к Альбукерке. Валериан – так звали ее брата, и именно его отсутствие тревожило сеньориту.

Для беспокойства имелась причина, и даже не одна. Совсем молодая девушка, она вполне разбиралась, тем не менее, в политической ситуации в Мексиканской республике – всегда переменчивая, в последнее время та сделалась еще неустойчивей, чем обычно. Благодаря доверию брата, Адела была посвящена во все перипетии дел в столице, а также в округе, вверенном в его военное командование. Знала, и что опасность, не дававшая покоя полковнику, с каждым днем становится все более близкой.

Вскоре после отъезда брата со стороны города донеслись выстрелы и далекий гул голосов. Поднявшись на асотею, она могла слышать их более явственно, и ей показалось, что это крики радости и торжества. Тем не менее, это еще ни о чем не говорило: солдаты могли отмечать какое-то радостное событие во время обычного построения. А припомнив, что день приходится на фиесту, девушка и вовсе успокоилась.

Однако по мере того как близилась ночь, а брат все не возвращался, Аделу начало одолевать дурное предчувствие. Он обещал поспеть к обеду, час которого давно прошел. Угощение готовила она сама, и по причине праздника оно было более роскошным, нежели обычно. Именно эти обстоятельства и заставляли юную мексиканку мучиться упомянутыми выше вопросами.

Пытаясь найти ответ, она то расхаживала взад-вперед, то стояла у дверей, глядя на дорогу, то возвращалась в столовую, «сала де комида», и бросала взгляд на накрытый стол: скатерть, вина в графинах, фрукты и цветы в вазе – все готово, за исключением блюд, ожидающих прибытия Валериана.

Чтобы отвлечься, Адела бросила взгляд на один предмет – портрет, висящий на стене под ее собственным. Портрет был маленьким – всего лишь фотографическая визитная карточка, но изображал человека, занимавшего большое место в сердце ее брата, если не в ее собственном. Да и как мог он проникнуть в ее сердце? На нем был изображен мужчина, которого она никогда не видела – Фрэнк Хэмерсли. Американец оставил карточку полковнику Миранде на память о коротком, но дружеском знакомстве.

Рассматривала ли сестра полковника это в таком же свете? Иначе не могло и быть. И все же, при взгляде на портрет, в уме у нее иногда зарождалась мысль, несколько не вяжущаяся с простой дружеской симпатией. Брат поведал ей все: об обстоятельствах своего знакомства с Хэмерсли, о дуэли и рыцарственной манере, с какой держался кентуккиец. Добавил и собственные комментарии, весьма лестные. Одного этого хватало, чтобы пробудить любопытство в юной девушке, только что выпорхнувшей из монастырской школы. Но не стоит сбрасывать со счетов и внешность незнакомца – внешность привлекательную и озаренную внутренним светом, – и потому Аделой Мирандой руководило нечто большее, чем любопытство. Стоя у фотокарточки с изображением Фрэнка Хэмерсли, девушка испытывала чувство, подобное тому, которое испытывал он, глядя на картину с ней – любовь, проистекающую из знакомства только с портретом и репутацией.

В этом нет ничего нового или удивительного. Немало из читателей этой повести могут заявить, что переживали нечто подобное сами.

Из сладостного забытья, с каким она взирала на визитную карточку, девушку вывел звук шагов снаружи. Кто-то шел через сагуан.

– Наконец-то, Валериан!

Шаги стучали торопливо, как если бы человек торопился. Но так и подобает брату, сильно задержавшемуся с возвращением.

Адела поспешила навстречу с вопросом, готовым сорваться с уст.

– Валериан? – уже промолвила она, но осеклась. – Madre de Dios! ^[15] Это не мой брат!

Да, это не был ее брат. То был бледный и запыхавшийся мужчина, пеон с плантаций.

– Сеньорита! – выдохнул он, завидев ее. – Я принес печальные вести. В казарме мятеж, пронунсиаменто. Бунтовщики добились успеха, и мне жаль говорить, но господин полковник, ваш брат…

– Что с ним? Говори! Он…

– Не убит, нинья ^[16]. Только ранен и взят в плен.

Адела Миранда не упала и не лишилась чувств, будучи не из робких натур. Она росла среди опасностей, большую часть жизни испытывала тревоги индейских набегов и революционных переворотов, поэтому сохранила спокойствие.