Прыжок в прошлое - Сергей Шхиян Страница 30

Моя сдержанность успокоила девушку, и она придвинулась ко мне. Мы одновременно посмотрели друг на друга. Думаю, что мой настрой как-то передался ей.

Она глядела на меня неподвижным взглядом, как будто оценивая. Одновременно мы повернулись на бок лицом к лицу. Я обнял ее и прижал к себе.

Теперь я чувствовал своим телом ее груди, живот, ноги.

— Можно тебя я поцелую? — спросил я хриплым шепотом.

Она, продолжая смотреть на меня ставшими бездонными глазами, ничего не ответила, но еще ближе придвинулась ко мне.

Я нашел ее сухие, горячие, неумелые губы. Ее неопытность остудила меня, я попытался взять себя в руки, чтобы грубым порывом страсти не напугать и не сделать больно. Я ослабил объятия и начал нежно ласкать ее рот, раздвигая языком губы, втягивая их в себя. Наши языки сталкивались, а тела била нервная дрожь. Алю захлестнули новые ощущения.

Она все крепче прижималась ко мне низом живота. Я начал ласкать ее спину, постепенно опуская руку все ниже, пока не коснулся круглых, упругих ягодиц.

Плохо соображая, что делаю, я просунул руку сзади между ее ног и провел пальцами по горячей, влажной промежности.

Она сжала бедрами руку, ее мышцы начали ритмично сокращаться. Теперь девушка не только позволяла себя целовать, но и сама жадно ласкала меня.

Мы оба теряли голову. Не отпуская моей руки, зажатой бедрами, она просунула свою ногу между моих ног и начала двигаться вверх и вниз вдоль моего тела. Ее груди скользили по моей груди, мои пальцы все глубже погружались в ее нежную плоть. Мускулистое, влажное от пота бедро двигалось между моими ногами. Внезапно Аля изогнулась, вскрикнула, как от острой боли, и забилась в оргазме. Я попытался хоть как-то удержаться, но нежность захлестнула меня, и я излился на ее тело.

… Мы лежали рядом, под жарким одеялом, расплетя потные тела. Аля отвернула от меня лицо и ничего не говорила. Я подумал, что ее захлестнули новые ощущения, и не мешал разговорами. Рука моя продолжала нежно поглаживать ее спину.

Вдруг я ощутил, что девичье плечо начало мелко вздрагивать, потом послышались всхлипывания. Я поцеловал ее волосы. От них непривычно пахло какими-то травами и дымом.

— Ну, что ты милая, — сказал я. — Все хорошо.

— Грех-то, грех какой, — сквозь слезы прошептала девушка. — Прости меня, барин, не знаю, что со мной приключилось. Ты теперь меня уважать не будешь.

Эти глупости я слышал и в двадцатом веке.

— А ты меня, — грустно сказал я.

— Пошто тебя-то? — удивленно спросила Аля, переставая плакать.

— Так вместе же все делали. Вот и не будем теперь друг друга уважать.

Алю такой поворот мысли заинтересовал, и она надолго замолчала. Бедная крестьяночка, она даже толком не знала, что хорошо, а что плохо. Зажатая предрассудками воспитания, всем течением своей рабской, сиротской жизни, она, чуть высунувшись за рамки условностей, испугалась и спешила спрятаться в их скучную скорлупу.

Я представил себя на ее месте и понял, как ей должно быть стыдно своих порывов. Она не может понять, что за сила заставила забыть стыд и делать срамные, осуждаемые вещи с чужим мужчиной, да еще, по рабскому понятию, с не ровней, барином, при живом, венчанном муже.

Возможно, думая за нее, я сам создал и усложнил проблему. Женщины, как подсказывал мой опыт, по-другому, чем мужчины, относятся к сексу, в нем они как-то проще и органичнее нас.

Я лег на спину. Летний день, наконец, кончился, и в комнате стало совсем темно.

Эякуляция не принесла облегчения. У меня даже не прекратилась эрекция. По-прежнему, может быть, только чуть менее остро, чем раньше, я хотел эту девушку. Я начал изнывать от жары под ватным одеялом. Аля по-прежнему ничего не говорила, изредка еле слышно всхлипывая. Осторожно, что бы не испугать ее, я потянул на себя одеяло, и оно неслышно соскользнуло на пол.

Аля лежала на боку, спиной ко мне, спрятав лицо в подушку. Вид ее обнаженного тела вызвал у меня острое желание. Я хотел погладить ее, но побоялся, что не смогу совладать с собой и возьму без подготовки, грубо и больно, чего мне в этот момент неудержимо захотелось.

Я уже который раз уставился в низкий потолок и начал глубоко дышать, пытаясь отогнать наваждение. Чтобы немного успокоиться, следовало переключиться на другую тему, и я начал вспоминать свои московские дела. Пока я занимался обузданием инстинктов, моя подруга, лишившись символической защиты от моих глаз, окончательно впала в панику. Она закрыла голову руками и сжалась в комочек, пытаясь стать невидимой.

У меня хватило ума и такта не насиловать ее стыдливость, а перевести отношения в другую плоскость. Я подышал ей в ухо и начал щекотать завитки волос на затылке.

Аля замотала головой и попыталась глубже спрятаться в подушку. Я оставил в покое голову и начал щекотать ступни. Девчонка долго крепилась, отдергивая ноги, наконец, не выдержала, прыснула и включилась в игру.

Мы долго возились, гоняясь друг за другом по огромной кровати, пока Аля не устала и не вытянулась навзничь, почти перестав меня стесняться. Я наклонился над ней и заглянул в глаза. Смех в них угас, как и смущение. В темноте они казались черными. Потом у девушки дрогнули и опустились веки. Она потянулась ко мне, приоткрывая губы. Я нежно, едва касаясь, поцеловал их. Она попыталась ответить, но я спустился ниже и начал целовать подбородок и шею. Шея была нежная и теплая, я нашел губами ямочку между ключиц и жилку с пульсом.

Целуя ее, я одновременно ласкал рукой груди и живот. Аля лежала, замерев, изредка конвульсивно вздрагивая, когда ощущения были слишком острыми. Наконец я дошел губами до мочки уха, а рукой до кустика волос внизу живота.

Ноги у девушки были плотно сжаты, и я чуть просунул палец между ними. Под моей рукой мелко дрожали мускулы. Я попытался, не применяя силы, развести ноги, но они еще сильнее сжались…

…Наивно было думать, что девушка выросшая на природе, да еще и проведшая всю жизнь в людской, не была знакома с механикой зачатия. Она, несомненно, понимала, к чему я стремлюсь, но из боязни греха и из инстинкта самосохранения стремилась противостоять этому.

В принципе, она была права. На ее памяти, думаю, было достаточно примеров мужского коварства, насилия и сломленных женских судеб. Не ее вина, что она знала только животную сторону отношений мужчин и женщин, очень редко освященную и облагороженную любовью. В конце концов, кто я для нее — чужой скучающий барин, обманной лаской завлекший бедную сироту.

С другой стороны, не думая и не представляя возможности долгосрочных отношений, я и сам не хотел брать грех на душу, какой бы желанной ни была для меня Алевтина. Мне, кстати, никогда не нравились разовые связи. В любом деле нужна слаженность партнеров, особенно таком значимом…

Достаточно грамотный в сексе, во всяком случае, для восемнадцатого века, я понимал, что если хочу завоевать эту женщину, то должен буду преодолеть целый комплекс почти непреодолимых преград. Пока что нас объединяло только желание быть вместе. Все остальное, от опыта до ментальности, у нас было просто несовместимо.