Сибирский аллюр - Константин Вронский Страница 3

В один из тихих дней 1579 года в Благодорном неожиданно появились три покрытых дорожной пылью незнакомца и начали подозрительные расспросы о том, где, мол, проживает славный атаман Ермак Тимофеевич. Кому ж такое понравится?

Для начала незнакомцев сдернули с лошадей, обшарили карманы – какой же добрый казак о такой докуке позабудет? – а потом оттащили на деревенскую площадь.

Лепет, что прибыли они от самих купцов Строгановых с посланием Ермаку, вначале казаки и слушать даже не хотели. Вишь ты, Строгановы какие-то! А кто их, этих купцов-толстосумов, на Дону-то знает? А никто!

Но этот день должен был все изменить в их жизни.

Трех горемык загнали во двор Ермаковой хаты, а в это время послали молоденького есаула на поиски атамана. Гроза округи мирно восседал на берегу Дона с удочкой в руках, неспешно беседуя со своим верным приятелем Иваном Матвеевичем Машковым, развалившимся на спине и лениво пожевывавшим тоненькую былинку.

– Письмо с оказией? – удивленно спросил Ермак есаула. – Мне? От Строгановых? А что, есть кто-то, кто мне письма пишет? Не, Ваня, мир с ума сдернулся, точно. Раньше за мной палачей царских посылали, а теперь, вишь, письма.

– Да, сдернулся мир с ума, как пить дать, Ермак Тимофеевич, – благоразумно согласился с атаманом Машков и сплюнул былинку. – С нами общаться вздумали, как будто мы такие же идиоты, как мужичье в их городах.

В избе Ермака тем временем священник уже вскрыл наделавшее переполоху послание. Он был единственным, кто среди всей казачьей братии обучался с горем пополам грамоте; когда-то учили его под тычки и зуботычины в монастыре, из которого семнадцать лет назад выгнали с треском. Он сам прибился к ермаковой ватаге, да, к удивлению атамана, так и остался меж казаков, построил церковь в Благодорном и в охотку ходил в походы, чтобы тягать по другим церквам иконы, распятия да купели покраше. И очень скоро у церквушки в Благодорном был уже наикрасивейший иконостас, священные сосуды и богатые, чуть ли не патриарший одежды.

– И в самом деле, гляди-ко, цидулка! – воскликнул Ермак, когда поп помахал у него под носом письмом. В избу Ермака набилось море народа, всех просто несказанно взволновала весть о том, что кто-то с земель северных пишет в Благодорное! Это событие всем вестям весть. Как потом окажется, для всей истории Руси да и всего мира тоже.

– Уймитесь вы, чугунки пустые! – рявкнул поп Вакула Васильевич Кулаков грозным басом. – Я же прочитать его должен! Ермак Тимофеевич, а письмишко-то от Симеона Строганова с Камы…

– Да хоть с луны, все равно я его не знаю! – хмыкнул Ермак, усаживаясь на лавку. Он оглядел посыльных, все еще испуганно сидевших в самом дальнем углу комнаты, бледных как саван. – Ну, и чего хочет этот Симеон с Камы?

– А вот что отписал он: «Казачьему атаману Ермаку Тимофеевичу. Дорогой брат наш во Христе Ермак…»

– Во идиот! – громко ухнул Ермак.

– Начало многообещающее! – священник укоризненно глянул на Ермака. – Читаю дальше: «Мы наслышаны и о тебе самом, и о подвигах твоих, и о несправедливом преследовании и наказаниях, коим ты подвергался. И в вере на Господа нашего уповаем, что удастся нам убедить тебя стать воином за царя Белого, примирившегося с Богом и Россией».

– Ну, точно идиот! – еще громче взревел Ермак. А потом глянул на посланцев купца. – Эй, а кто он, этот Симеон Строганов?

– Да, почитай, самый богатый человек на Руси, батюшка, – отозвался самый смелый из посыльных.

– Звучит неплохо. Давай, дальше читай, поп!

– «У нас есть крепости и земли, но мало люду, военному делу обученному. Приди и помоги нам оберечь от нехристей великую Пермь и восточные границы Руси…»

– Крепости и земли… – задумчиво пробормотал Ермак. – А за границами их лежит земля неизвестная. Над посланием этим подумать надобно. Все, что мы понаделаем там, мы как бы ради царя-батюшки сотворим. И для мира христианского! – атаман с удовольствием потянулся, вытянул чуть кривоватые ноги и глянул на своего приятеля Машкова.

Глаза того мечтательно блеснули. Ему что Кама, что море Черное, что Урал, что Волга – главное, что не за тыном отсиживаться придется, а в поле чистом скакать, позабыв про скуку, что в сердце червем поганистым скребется… Неведомая, богатейшая земля… Она должна быть такой, должна…

– Мы все обсудим! – громко оповестил посыльных Ермак, прекрасно понимая, о чем сейчас мечтает Машков. – Насильно Благодорное покидать никого не заставляю. Но кто со мной земли новые покорять да счастья пытать хочет, милости прошу вечером на площадь! Гонцов по всему Дону пошлите непременно. Да к людям с Волги. Я каждого с собой возьму, кто смел и удал!

Слова провокационные. Это кто ж из казаков не смел да не удал? Кто ж посмел бы после таких слов остаться в деревне и сгореть от стыда?

– Братушки, даешь Каму! – крикнул Машков.

– А гарантии? Какие будут гарантии? – огрызнулся священник, размахивая письмом.

– Какие гарантии?

– А вдруг нас только используют?! С чего бы нам за веру православную бороться?!

«Да чтоб карманы набить, – подумали все в воцарившейся тишине. – Да, кстати, а кто нам это может гарантировать? Нет, наш поп совсем не дурак! Не может же быть эта захудалая цидулка гарантией!»

– Мы поедем к Симеону Строганову. Посыльные ж его нашими провожатыми станут, – Ермак усмехнулся, поглядывая на съежившихся в углу строгановских слуг. – Коль сбрехал он нам, шкуру с них да с их хозяина, Строганова того, сдернем! Никто не смеет забавы за ради звать Ермака Тимофеевича!

– Здрав будь, Ермак! – истошно закричал Машков. – Братцы, по коням! Мы ж казачество…

К середине мая воинство Ермака было готово к походу. Со всех окраин съезжалась к нему казацкая вольница, покидая дома и жен, детей и старых сородичей. Их несло ветром дальних странствий в неведомые земли!

Пятьсот сорок конников собрались на площади Благодорного, конь к коню. Отец Вакула в сапогах и казачьих портках, поверх которых развевалась черная ряса, объезжал ряды, благословлял казаков, вспрыскивая их своей святой водицей и распевая при этом аллилуйя. У многих слезы наворачивались на глаза при виде сего торжественного зрелища, и они действительно молились от всего сердца. Ермак взлетел в седло, вскинул руку.

– Казаки! – крикнул он. – На север!

И пустил коня рысью, мимо строгановских посыльных и Машкова, возглавлявшего один из первых отрядов «лыцарей».

– На север! – раздался рев пятисот сорока казаков. И Благодорное утонуло в огромном облаке пыли.

Последним деревню покидал поп Вакула. Он запер церковь и повесил на дверях написанное на рваной бумажонке объявление: «Закрыто по воле Божьей!». Хотя кто бы это смог прочитать, неведомо. Казачье путешествие, продолжавшееся не одну неделю, – это нечто совершенно особое. Это вам не простое переселение народа в иные земли. Путь с Дона на Каму был далек, и ни один казак не прожил бы без грабежа и лихих нападений. «Земля сама прокормит», как говорил Ермак.