Совесть королям - Мартин Стивен Страница 3

— Что вульгарного в том, — набросился он на новичка, — что люди желают посмотреть наше представление? Засунь свою вульгарность себе в задницу! Эта вульгарность — наш хлеб. За счет нее мы существуем! Две с половиной тысячи человек — нет, ты только подумай! — две с половиной тысячи человек заплатили за то, чтобы увидеть наше представление! Слышишь ты, парень? На похоронах короля и то бывает меньше народу!

«Носовой платок» с минуту раздумывал, не ответить ли дерзостью, но, вспомнив, с кем разговаривает, уступил. Им тоже овладело волнение. Актер видел это по лицу парня, по его походке, когда тот уходил. Это заметили все.

— Мы сами разбаловали этих хлыщей. Вот они и возомнили о себе бог знает что! — Схватив грубо сколоченный табурет, реквизит из какой-то пьесы, Джон Хэмминг сел напротив Актера. — Совсем забыли о том, чем зарабатывают на хлеб насущный, забыли, откуда явились сами. Привыкли, что им все подносят на блюдечке, вот и не знают, что это такое — бороться за выживание, как, бывало, случалось нам с тобой.

Слишком много представлений в закрытых помещениях, говорили актеры постарше, — при дворе или же в недавно отстроенном театре «Блэкфрайерз».

— Кстати, что с новой пьесой? — поинтересовался Хэмминг после минутной паузы и похлопал по специальному кармашку в камзоле, где хранил трубку. — Я имею в виду потерянную рукопись Марло.

Боль железным обручем сдавила Актеру лоб.

— Мой тебе совет: держись от нее подальше, Джон, — ответил он. — Говорю тебе это как старый друг. Марло был занозой в заднице для всех, пока был жив. Впрочем, подобные ему — заноза, даже когда мертвы. Один Бог ведает, что было известно Кристоферу. Но даже если лишь половина того, что он знал, оказалась в проклятой пьесе, которую никто и в глаза не видел, страшно подумать, каковы могут быть последствия. Вряд ли этой стране нужен новый мятеж и новые кровавые расправы. Можешь ты себе представить? Говорят, в этой загадочной рукописи король — мужеложец, а его фаворит — сам дьявол.

— Странно, не правда ли? — задумчиво протянул Хэмминг, с удовольствием вдыхая мерзкий дым, чтобы затем неторопливо выдохнуть его через округленные буквой «о» губы.

— Неужели Марло и впрямь обладал пророческим даром, коль написал пьесу о короле-содомите и любовнике-Антихристе? Ведь он умер еще при королеве Елизавете и за шесть лет — шесть, я правильно говорю? — до того, как трон унаследовал наш славный король Яков. Просто удивительно!

Дым медленно поднимался вверх, под крышу театра, где постепенно рассеивался над головами зрителей. Собеседники на мгновение закрыли глаза.

— Говорят, сильная вещь. Шедевр, по словам тех немногих, кто вроде бы ее видел. Якобы лучшее из всего написанного…

Лицо Хэмминга озарила слабая улыбка. Он задумался, пребывая в гармонии с миром и со своей трубкой.

Но тут Актера настиг очередной приступ тошноты, словно кто-то одним махом запечатал ему нос и рот. Вязкая горькая желчь, обжигая внутренности, подступала к горлу. Хвала Всевышнему, что его не вырвало на глазах у всех.

— Тебе… нехорошо? — спросил Джон, как всегда участливый и внимательный, несмотря на свой вспыльчивый нрав.

— Да, — не стал притворяться Актер. — Мне нехорошо. Вернее, совсем худо.

Худо и телу, и разуму, добавил он про себя. И уже несколько месяцев. Дождавшись, пока приступ пройдет, Актер сглотнул, чувствуя, как по лбу стекают капли холодного пота.

— Та самая хворь… я тебе уже рассказывал раньше. Она никак не проходит.

— А как же роль? Ты сможешь играть?

— Выбора нет. Придется.

— Может, не стоит? Если не ошибаюсь, около часа назад с просьбой о работе явился один из актеров второго состава. Старый Бен Томас. Мы выгнали его за пьянство два года назад, припоминаешь? Актеришка так себе, но если поработает над ролью, то сыграет вполне сносно. Так вот, он за дверью, на удивление трезвый, да и пьесу знает. — Джон Хэмминг посмотрел на Актера. В душе он был не на шутку обеспокоен, хотя и не показывал виду. — Отдохни. Это то, что тебе нужно. А Бену лишний пенс не помешает.

— Ты попросишь его? Спасибо тебе заранее, — сказал Актер.

— Еще спрашиваешь! — бросил Джон через плечо и решительно зашагал прочь. — Но при условии, что платишь ему ты!..

Хэмминг ушел за кулисы — в дальнюю комнату, где собирались актеры. Старый Бен уже клянчил у товарищей хоть какой-то еды, денег и выпивки. Тяжело. И это при том, что роли были легкие, не требовавшие особого напряжения сил. Даже в чем-то унизительные. И если Актер соглашался на них, значит, он не такой уж и хороший лицедей на самом-то деле. Как бы то ни было, Бену нашлось занятие на целый день.

Прошел мальчик, расклеивая за кулисами план спектакля в соответствии со списком сцен и именами тех, кто в них задействован.

С места, где сидел Актер, просматривался весь зрительный зал. Купцы, лекари, адвокаты и иностранцы заполняли галереи. Их дамы хихикали, пытаясь сохранить внешнее приличие, пока карабкались по узким шатким лестницам на свои места. Среди толпы, нахально нарушая закон, бродили торговцы: предлагали орехи, яблоки, имбирные пряники, груши и пиво в бутылках. Этот шум и этот запах он будет помнить всегда. Две с лишним тысячи тел набились сюда. Потное, наполненное дрожью возбуждение; шуршание шелков и тафты дам на галереях; крики торговцев; треск ореховой скорлупы и звон стекла; разговоры на повышенных тонах и приглушенным шепотом; сырая вонь табака, смешанная с кисловатым запахом пива и ядреным чесночным духом. Полчаса перед представлением при полном зале лучше, чем опьянение, лучше даже, чем женские ласки: квинтэссенция самой жизни, сжатой в круглый шарик и выпущенной в лицо времени. Актер так задумался, что даже позабыл о боли в желудке.

Повисшее в воздухе напряжение сделалось почти осязаемым. Один из молодых артистов стал бледен, казалось, его вот-вот стошнит. Волнение перед первым выходом на сцену, решил Актер. Это понятно. Где еще с древнеримских времен человек имел возможность говорить голосом поэта с тысячами душ, собравшихся перед ним? Такое подвластно лишь королям и богам.

Неожиданно Актер понял, что рядом с ним стоит Генри Кондел. Он не слышал, как тот подошел к нему. Не иначе Хэмминг рассказал старому приятелю о его недомогании. С минуту они с Конделом молча вглядывались в бурлящую толпу, ожидавшую начала представления. Старые друзья понимают друг друга с полуслова, а то и вообще обходятся без слов.

Первым нарушил молчание Генри:

— Плохи дела. Я говорю о том, что случилось на днях…

— Для нас плохи, — отозвался Актер, — а для Тома и того хуже.

Том служил в «Глобусе» привратником. Здесь ему предоставляли кров и ночлег. Он нес охрану в ночное время и в те немногие дневные часы, когда «Глобус» бывал пуст. Два дня назад Том был найден с распоротой глоткой.

— И зачем только понадобилось красть лишь две рукописи? Почему бы не забрать сразу все? — задумчиво спросил Генри.