Рижский бальзам на русскую душу - Дария Юрьева Страница 3

– Партбюро закончилось?– спросил Михаил.

– Заходи, Миша,– последовало приглашение.– Я жду тебя.

Фамильярное обращение удивило.Михаила давно не называли Мишей. По негласному правилу, сослуживцы предпочитали именовать сотрудников по имени – отчеству. Михаил не стал развивать тему правильного общения, показавшуюся ему, не заслуживающей внимания. Он отбросил в сторону мысль: почему бы не обратиться дружески на ты к руководителю отдела, с которым давно знаком и близок по возрасту? – и приступил к делу.

– Как прошло заседание партийного бюро?Какое принято решение?– фамильярно спросил Михаил, усаживаясь на стоящий у стола стул.

– Партбюро не состоялось,– последовал спокойный ответ.– Семен Михайлович не пришел на собрание, а при согласовании столь важного шага, как открытие Прибалтийского филиала, нельзя обойтись без его мнения. Ты состоишь в его лаборатории и на первых порах твоя предстоящая работа в Риге, напрямую связана с ним.

Стоило о чем задуматься.

– И что теперь?– спросил Михаил.– Ждать следующего партбюро?

– Ты не понял. Другого собрания не будет. Я предполагал, что ты заглянешь ко мне на огонек и хотел поговорить с тобой по душам. От нашего разговора во многом зависит твоя судьба. Я собираюсь сегодня навестить директора, который ждет дома результата наших переговоров.

Михаил поерзал на стуле и стал внимательно рассматривать сидящего напротив человека, который без сомнения являлся пусть не главной, но одной из основных фигур Виктора Ивановича.

– Если бы состоялось партбюро, я проголосовал бы за создание Прибалтийского филиала,– заверил ученый муж.

– Кто бы сомневался?!– без тени сомнения сказал Михаил.

Он представил себе, как , после дебатов на партбюро Виктор Иванович предлагает присутствующим проголосовать против открытия филиала и, чтобы исключить ненужные недопонимания, первым поднимает руку. Начинается голосование и директор, вглядываясь в аудиторию, вычисляет, а главное запоминает, кто не поднял руки. Михаил видел подобные казусы и не сомневался, что секретарь партбюро проголосует правильно.

– Наши решения честны,– высказался парторг.– Принципиальность позволяет нам вести дела института в нужном направлении.

Слаженная речь продолжалась в том же духе, которую нечего было слушать. Слова, слова, слова… Лился поток ничего незначащих слов. Ложь порождала ложь. Михаил сидел и, не слушая, в такт каждого законченного абзаца, кивал головой, и в это же самое время, как бы гулял по императорскому дворцу Пекина, вслушиваясь в историю, рассказываемую гидом.

У императора было тридцать шесть жен, каждая их которых жила в отдельном дворце. С одной из них император проводил ночь. Вопрос, к какой пойти в следующий вечер, мучил его постоянно. Чтобы исключить излишние размышления, он доверился жвачному животному – ослу, которого выпускали во двор, после заката солнца. Когда животное останавливалось перед определенным дворцом, туда и ступала нога Властелина Поднебесной. В недоумении император всегда задавался вопросом: почему осел всегда останавливался у одного и того же порога дворца?Задавая вопрос, он не находил ответа .A ларчик – просто открывался! Сообразительная жена днем кормила осла, и ничего удивительного не было в том, что вечером он останавливался перед ее жилищем. Так появилась пословица, гласящая, что ослов следует подкармливать. Михаил не собирался рассказывать парторгу историю, вывезенную из Китая. Он и не думал намекать, что директор прикармливает руководителя лаборатории. Подобные намеки выглядели оскорбительно. И все же подачки имели место быть. Иногда достаточно одного расположения, а если человек не понимает, что к чему, его можно переизбрать.

Подытоживая тираду, произнесенную парторгом, Михаил проникновенно сказал:

– Никто не сомневается в вашей принципиальности.

Артподготовка парторга закончилась. Началась атака.

-Мы давно присматриваемся и видим, что ты созрел для самостоятельной работы и руководства лабораторией.

– Разумно открыть Прибалтийский филиал, чтобы я мог оправдать ваши надежды,– вторил ему Михаил.

– Забудь о филиале,– раздраженно сказал секретарь партбюро и повторил,– забудь о нем. Тебе предлагается другое. Всем надоел Семен Михайлович с вечными выкрутасами, а ты кажешься разумным человеком, способным руководить лабораторией. Тебе предлагается его место.

Михаил не верил ни одному слову секретаря партбюро. Ему не хотелось очутиться в стае, от которой шло нежданное предложение, показавшееся ему недостойным. Он хотел самостоятельности, но не такой ценой. Вступление в должность руководителя лаборатории означало бы зачеркнуть многие годы совместной работы с Семеном Михайловичем, что выглядело не допустимым преступлением. Он не собирался за тридцать сребреников предавать своего учителя. Вместо ответа, не говоря ни слова, он отрицательно покачал головой.

Искуситель не унимался и продолжил штурм.

– Ты достаточно долго поработал исполнителем и теперь пришло время, когда можно стать руководителем. Руководство лабораторией развивает творчество, что одновременно отражается на увеличении зарплаты. Пора начинать трудиться самостоятельно и внедрять собственные планы.

– Я мог бы как преемник получить лабораторию из рук находящегося в здравии Семена Михайловича. Вырывать ее при сомнительных вариантах не для меня. До этих дней я не дожил и задуманным планам не суждено сбыться. Поезд ушел, а вместе с ним утекло и руководство лабораторией. Теперь ничего не остается, как переехать в Ригу вне зависимости от того, откроется филиал или нет.

– Ну, как знаешь,– сокрушенно сказал секретарь парткома.

Он захлопнул папку, лежащую на столе, давая понять, что разговор окончен, и поднялся, облокотившись о стол. Не разговаривая, собеседники спустились к парадному входу института. Михаил, стоя на ступеньках, проследил, как секретарь садится в машину, чтобы помчаться к директору, где окончательно решалась его участь.

Ноги повели в лес, а не домой. Разъедала, оставленная без ответа, обида. Он не пошел по вытоптанной дорожке, ведущей к шоссе, к которой можно было добраться через минут пятнадцать, а направился в лес, с намерением, не выходить из лесополосы. Не разбирая троп, Михаил ходил между деревьями, пока они не поглотили боль. Постепенно пришло успокоение. Можно было выйти в люди, представляясь таким, каким привыкли видеть его коллеги:внешне спокойным, уравновешенным, чуть флегматичным и взрывным внутри.

Утром следующего дня Михаил направился в мастерские института. В хозяйственный двор въехала директорская «Волга». За рулем сидел Виктор Иванович. Как обычно, он ставил машину не перед парадным подъездом, а где-нибудь в укромном месте, чтобы сотрудники ломали голову:на месте директор или в отъезде? Однако, аналитики института, со свойственным им присутствием элементов детектива давно просчитали несложные уловки директора, как и его последующие ходы, вплоть до шагов по тропинке, ведущей к потайной двери, так или иначе связанной с директорским кабинетом. Не следовало гадать и давать премию за правильный ответ, что войдет он в институт не в парадную, а в боковую дверь.