Рам и Гау. Повесть об обезьянолюдях - Софья Радзиевская Страница 3

Бабушкой написаны десятки книг, в которых мир людей и мир природы, как и в ней самой, неразделимы. В её внутреннем космосе одинаково значимы и очень серьёзная жаба, каждый вечер приходившая на террасу человеческого дома послушать музыку (рассказ «Том-музыкант»), и киргизская овчарка, измученная в поисках мальчика, с которым её насильно разлучили, опускающая в прохладный арык истерзанные лапы (повесть «Джумбо»), и старый Мук, наш обезьяноподобный предок, которому бы по нынешним временам и Нобелевской премии было мало, ведь он научился добывать огонь (повесть «Рам и Гау»).

Конечно, я читаю её книги немного иначе, чем вы. В голосах родившихся в бабушкином воображении героев я слышу её неповторимую интонацию. Кому-то могут показаться придуманной красивостью слова юного графа Гентингдонского, будущего Робин Гуда, объявившего, что ради спасения друзей он добровольно сдаётся рыскающим по лесу слугам шерифа (роман «Тысячелетняя ночь»). Но я-то знаю — это она. И когда маленький, дрожащий от каждого шороха полузверёныш Рам вдруг остаётся в лесу с больным стариком, вопреки своему страху потерять орду, я опять слышу — это она. И потревоженная в берлоге белая медведица, пощадившая мальчика, и взрослый охотник, ответивший ей тем же (повесть «Остров мужества») — это всё попытка достучаться до наших с вами сердец и — без дежурной морали — поселить в них благородство и искренность, которые, как она считала, и есть истинное богатство в жизни, а остальное — дым, суета сует.

Я обещал объяснить, почему книга «Рам и Гау» — единственная в своём роде. Бабушка первой попробовала понять и описать процесс зарождения человеческого в существах, которые ещё относились к миру зверей. Обезьянолюди — это всего лишь научный термин. И наука утверждает, что в очень давних и неясных границах времени (примерно миллион лет назад) спустившийся с деревьев питекантроп стал прямоходящим, иначе бы не смог выжить в дикой природе, ведь у него не было ни острых когтей, ни клыков, а с помощью рук можно было научиться защите. И эта необходимость — использовать руки — привела к стремительному развитию передних долей мозга. Став умнее других, он поднялся на самый верх пищевой цепочки. Но что это объясняет? В борьбе за выживание человек победил? Но почему человек, а не умная обезьяна? Как возникли жалость, сочувствие, потребность защищать слабых, способность дружить, благородство, готовность пожертвовать собой ради других? Наконец, любовь?

В книге «Рам и Гау» человеческие эмоции ещё непонятны тем, кто их начинает испытывать, но они пробиваются, как ручей сквозь скалы. И этот поток потом будет не остановить, несмотря на все пороки человечества и человеческой природы, о чём мы с бабушкой не раз говорили. Она была снисходительна к людским недостаткам, объясняя их «тяжёлым наследством», и очень ценила способность подняться выше собственных эгоистических интересов, то есть быть альтруистом. Она вовсе не считала этих людей белыми воронами, искала истоки такой поведенческой модели, когда человек ставит общие интересы выше собственных. Конечно, всё можно объяснить воспитанием, идеологией, но как учёный-биолог бабушка видела в этом нечто большее — руку самой Природы. И её обрадовало, когда знаменитый советский приматолог и антрополог Михаил Неструх в отзыве на книгу не только отметил достоверность в описании древнего мира и жизни орды, но и нашёл интересной интуитивную версию автора о зарождении человеческого начала. Всего лишь версию, потому что в те годы наука об этом молчала. А сегодня заговорила — и как! Не буду пересказывать длинные статьи, скажу главное: в осмыслении эволюции человека теперь всерьёз рассматривается не только конкурентная борьба, но и альтруизм. В первобытном мире могла выжить лишь та орда обезьянолюдей, где больше было тех, кто готов пожертвовать собой ради спасения детей, женщин и своих товарищей. Орда, которая была на это неспособна, погибала, превращаясь в тупиковую веточку эволюции.

Бабушка не могла этого знать, но именно это она и показала в деталях и красках в своей необычной повести.

Виктор РАДЗИЕВСКИЙ

Глава 1

Солнце близилось к закату, но определить это было трудно — низкие свинцовые тучи сплошь застилали небо. Всё чаще и чаще вспыхивали молнии, но грома ещё не было слышно: гроза надвигалась откуда-то издалека. Стояла мёртвая, зловещая тишина, и от этого становилось страшнее, чем если бы загремел гром. Так чувствовали все: птицы примолкли, не взлетали над травой насекомые, в глубине леса затаились, выжидая, звери.

На лесной поляне одиноко стоял огромный дуб. Когда-то молния опалила его верхушку и сожгла верхние ветки, но сила жизни одолела: новые, молодые побеги пробились сквозь толстую кору и зелёным кольцом окружили обугленные сучья.

Кусты орешника вдруг раздвинулись, и на поляну вышло странное существо. Короткие, немного согнутые ноги его поддерживали сильное длинное туловище, огромные челюсти выдавались вперёд, как у обезьяны, а маленькие глаза, глубоко спрятанные под нависшими бровями, блестели насторожённо и сердито.

Но эта была не обезьяна: сутулое существо крепко стояло на ногах, а длинные руки не опирались на землю по-обезьяньи. В одной руке оно держало камень с грубо заострённым краем, в другой — тяжёлую дубину.

Озираясь и останавливаясь на каждом шагу, человеческое существо сделало несколько осторожных шагов в сторону дуба. Оно глубоко втягивало воздух широкими ноздрями плоского носа, стараясь уловить запахи. Но, видимо, неподвижный воздух ничего не сказал ему. Существо сердито оскалилось, оглянулось и издало приглушённый крик, отдалённо напоминающий членораздельные звуки. Тотчас же кусты орешника зашевелились снова: такие же сутулые мохнатые фигуры молча скользнули в густой траве и сбились вокруг своего вожака в тесную кучу.

Их было около пяти десятков, мужчин и женщин, некоторые матери несли на руках малышей, дети повзрослее сами бежали рядом и, кажется, чем-то сильно напуганные, жались на бегу к матерям. Никто из них не имел и признаков одежды, мужчины и женщины были одинаково мохнаты. У одного из них в шапке коротких волос блестела седина.

По всему видно: люди спасались от какой-то опасности, но теперь, потеряв надежду избежать её, решились встретиться с врагом лицом к лицу.

Лес, простиравшийся на сотни километров, не имел ни скал, ни возвышенностей, на которых было бы удобно принять бой. Нельзя было спастись и на деревьях — враг, преследовавший их, умел выжидать, пока истощённые жертвы сами свалятся ему в пасть. Обезьянолюди — первые люди на Земле — понимали это. Они остановились и ждали. Здесь, на поляне под дубом, встретить врага лицом к лицу и дать ему отпор было легче, чем в зарослях.

Страшный саблезубый тигр преследовал бродячую орду. И не один уже раз, притаившись где-то рядом, выхватывал то женщину, то ребёнка, в вчера унёс молодого сильного мужчину. Орда должна была погибнуть целиком или вступить в бой. Она решилась.

Вождь орды, вышедший на поляну, продолжал распоряжаться. Ещё несколько гортанных звуков, и все дети и матери собрались у старого дуба. Мужчины с заострёнными камнями и дубинами образовали вокруг них кольцо. Самый коренастый и сильный из них опустил на землю огромный грубо обколотый камень. Казалось удивительным — как мог человек тащить на себе такую тяжесть! По сравнению с остальными это был настоящий великан: тёмные волосы, покрывающие его тело, были длиннее и гуще, чем у других, на груди и плечах они свисали длинными прядями, точно грива. Глаза прятались под мохнатыми бровями и блестели оттуда по-звериному. Урр звали этого силача. Удобно положив камень на землю, чтобы можно было сразу нагнуться и схватить его, мужчина глубоко вздохнул и пошевелил широкими мохнатыми плечами.