Агент полковника Артамонова - Борис Яроцкий Страница 29

В Египте запомнили, что Россия, как и Англия, в трудный для султана момент возьмет его сторону. Русских, даже каторжан, здесь не миловали.

Товарищи по несчастью предупредили Фаврикодорова:

— Здесь запрещено говорить по-русски, даже ругаться. Русских отправляют в колодец. Там уже есть один. Его, как и тебя, недавно пригнали. Ты видел когда-нибудь русских?

Каторжан подкупило то, что Фаврикодоров — турок. На каторгу турки попадают редко. Туркам, врагам султана, обычно рубят головы. Этого почему-то пощадили. Сюда отбирали физически крепких и не смотрели, какого он роду-племени.

За месяц Константин обжился. От темноты до темноты ломал камень под обжигающим нубийским солнцем: каторжане в расщелины забивали платановые сваи, сваи заливали водой, и влагой напитанное дерево разрывало камень.

Со всех сторон раскаленной жаровней дышала пустыня. Спасение было в тени скалы. Дозволялось прятаться только в полдень. Тогда и охрана, и собаки на солнце не показывались. Еда — два раза в день, две овсяных лепешки. Воду доставали курдюками из глубочайшего колодца. Там — работали обреченные на скорую смерть. Поднимали их на поверхность поздним вечером, когда спадала жара, иначе резкий перепад температур губительно воздействовал на легкие. Человек с воспаленными легкими долго не жил.

Вечером ему показали русского. Тот был среднего роста, светловолосый, коренаст, но уже не человек, а мумия — скелет, обтянутый кожей. Когда совсем стемнело и охрана удалилась на покой, оставив на привязи сторожевых собак, Константин подполз к русскому, шепотом поздоровался:

— Здравствуй.

Вместо приветствия тот спросил:

— Ты — русский?

— Русский.

— Давно здесь?

— Месяц.

— Пока не оставили силы, убегай. Иначе тут — смерть.

— Тогда — бежим вдвоем.

— Я тебе буду обузой. А бежать надо на восток, на Красное море. Там — корабли. Только не попади на английский. Англичане вернут. Уже возвращали. Иди строго на северо-восток, по пути встретишь два оазиса. Там найдешь воду и пищу.

Русский был прав: если хочешь выжить, бежать надо как можно раньше, иначе здесь силы иссякнут, тогда о побеге не может быть и речи.

Константин размышлял: да, бежать надо. Но когда? Злые псы не дадут сделать и одного шага — разорвут на части. А псов здесь — добрый десяток.

Изучив режим охраны, Константин решил бежать среди бела дня, когда все живое прячется от беспощадных лучей солнца.

Русский одобрил план, но от побега отказался.

— Слаб я, — сказал он. — Меня хватит на две-три версты.

— И все же — рискнем.

— Можно, — согласился русский. — По крайней мере, я отвлеку на себя собак. Если будет погоня.

Побег наметили в день, когда русского не спустят в колодец. На заходе солнца перед возвращением в лагерь Константин закопал русского в песок, откуда можно было незаметно для охранников удалиться в барханы.

И надо же было случиться: в следующий день, когда все живое спряталось от солнца, около того места, где был закопан русский, оказался охранник. Он сидел под тростниковым навесом, обозревал местность, у ног его стояла винтовка.

Константин, раздетый до шаровар, пошел на него открыто, издали прокричал:

— Несу воду!

На охранника шел высокий, не изможденный человек, турецкой внешности. Человек шел и улыбался. Каторжане не улыбались. И охранник принял его за своего, даже не потянулся к винтовке. Но уже когда Константин протянул флягу, охранник узнал каторжанина, которого пригнали месяц назад, схватил оружие, но каторжанин его опередил, железными руками сдавил его за горло.

Константин закопал охранника в яму, где с ночи лежал русский. Захватив винтовку и флягу с водой, каторжане удалились в пустыню.

Шли ночами, днем зарывались в песок. Русский вспомнил, что, согласно Библии, здесь шли изгнанные из Египта евреи и на них падала манна небесная, поэтому они не умерли с голоду. Тогда была ранняя весна, и сейчас был март. Так они набрели на кусты, облепленные белыми хлопьями. Попробовали на язык — сладкие.

Беглецы ахнули! Манна не манна, а цветок съедобный. Цветами кормились несколько дней, пока вдали не увидели купу зеленых деревьев. Русский признался, что он моряк, зовут его Глеб, в проливе Дарданеллы ночью во время шторма его смыло с палубы, подобрали турки, продали какому-то купцу, а тот перепродал его, и уже перепроданного угнали на каторгу.

Моряк, несмотря на изможденный вид, оказался живуч, шел не отставая. Воду пили по два глотка в день. И все равно довольно скоро опорожнили флягу. От неминуемой смерти спасла их увиденная издали купа деревьев. Это оказался оазис с пальмовой рощей. Здесь жили арабы. У них было около десяти одногорбых верблюдов и небольшое стадо серых коз.

Беглецы выдали себя за участников археологической экспедиции. Араб, видимо, старший, немного говорил по-турецки. Он сказал, что недалеко отсюда работает экспедиция. Чья она, он не знает.

Араба заинтересовала винтовка, которую принес с собой Фаврикодоров. Жестами он объяснил, что хочет иметь у себя это ружье.

— Я — верблюд, ты — ружье. Я — два халата, ты — патроны.

Сошлись на том, что на верблюде араб их отвезет к иноземцам, копающим пустыню, и там они отдадут ему винтовку и к винтовке единственный патрон. У солдата, которого пришлось обезоружить и усмирить, больше патронов не было.

Отдохнув в оазисе и немного восстановив силы, беглецы на верблюде отправились искать экспедицию. Нашли ее на четвертые сутки на берегу моря. Это были археологи из Манчестера. Они сразу же сказали, что им нужны землекопы. Беглецам ничего другого не оставалось, как согласиться. Англичане кормили хорошо, но и работу спрашивали.

Так Константин Фаврикодоров и его русский товарищ по несчастью стали рыть землю, где им указывал старик профессор. За лето они перелопатили столько песка и глины, что можно было отсыпать огромную дамбу.

Осенью англичане возвращались домой через Александрию. Беглецов они оставили на Сицилии. Оттуда беглецы на русском корабле добрались до Одессы.

А в Одессе их сразу же отправили в карантин: вдруг привезли они заразную болезнь? Такое уже случалось: около тюремного замка возвышался холм, где покоились одесситы, умершие от чумы.

Глеб стал требовать, чтоб ему позволили встретиться с офицером из военного округа и передать важное сообщение.

— Понимаешь, — говорил он Константину, — я сидел в одном каземате с русским унтер-офицером. Меня он просил, если я вернусь в Россию, надо будет сообщить русскому командованию, что в Одессе его схватили черкесы и продали в рабство. Теперь его увозят в Салоники на возведение крепостного замка.

— Как звать унтер-офицера?

— Балабанов.