Логово зверя - Андреа Жапп Страница 29

– Что мы будем делать с дурачком теперь, когда его старуха померла? Это лишний рот. Я говорю, надо отвести его на опушку леса, а там пусть сам выкручивается.

Женщина, стоявшая в стороне, слабо запротестовала:

– Это не по-христиански! Он слишком маленький. Пройдет совсем немного времени, и он помрет.

– Да он еще не может отличить свою голову от задницы, это не так страшно, как если бы это был один из нас.

– А я говорю, что это не по-христиански, – повторила женщина прежде, чем уйти.

Он рассматривал их, он, девятилетний Жильбер, с трудом понимавший, что они замышляли, но нутром чувствуя, что вместе с матерью, валявшейся на других трупах, на самом верху телеги, которую мерно раскачивали запряженные в нее быки, исчезали его шансы на спасение.

Бланш, жена сыромятника, [48]о набожности и здравом смысле которой всем было хорошо известно, твердо сказала:

– Мариетта права. Это не по-христиански. Он еще ребенок.

– Он подлый живодер, спускающий шкуру с кошек, – возразил мужчина, хотевший как можно быстрее спровадить Жильбера в лучший мир и, главное, в мир, где нет необходимости его кормить.

Да, он убил нескольких кошек, живших по соседству. Но это не такое серьезное преступление, как убийство собак, а потом он содрал с них шкуру, чтобы положить ее внутрь своих сабо. Разумеется, он поступил скверно. Нельзя плохо обращаться с этими животными, истребляющими лесных мышей, которые поедали запасы зерна. Со всеми, кроме черных. Черных кошек охотно убивали из предосторожности, поскольку в них могли превратиться демоны.

Бланш бросила на мужчину взгляд, который хлестнул его сильнее, чем пощечина. Тоном, не допускающим возражений, она сказала:

– Я намерена рассказать о возникшем споре нашей даме. Она встанет на мою сторону, я в этом уверена.

Мужчина потупил глаза. Он тоже был в этом уверен. Действительно, Аньес велела привести к ней слабоумного и предупредила, что в будущем тот, кто ударит или несправедливо накажет ребенка, навлечет на себя ее гнев.

Жильбер Простодушный вырос и окреп под сенью мануария, но его разум остался детским. Словно ребенок, он искал знаки внимания своей доброй феи, становился нежным и беззащитным, когда она гладила его по волосам или обращалась к нему с ласковым словом. Словно ребенок, он мог впасть в неконтролируемый гнев, когда проникался страхом за свою добрую фею или за самого себя. Его недюжинная сила, а также покровительство дамы де Суарси отбили у всех обитателей деревни желание унизить его или грубо обращаться с ним.

Некоторое время назад странный инстинкт подсказал тому, кого многие называли простофилей, что близилось время Зверя. Зверь шел к ним. Когда наступал вечер, Жильбер порой начинал метаться, будучи не в состоянии понять, какое обличье примет Зверь. И все же он его чуял, чувствовал, что тот приближается. Жильбера не оставлял страх, что заставило его сблизиться с Клеманом, которого он, впрочем, не любил, поскольку ревновал его к Аньес, отводившей мальчику особое место в своем сердце. Но Клеман тоже любил добрую фею бескорыстной и чистой любовью, и Простодушный знал об этом. Клеман обладал умом, которого ему недоставало, а вот мышц и всесокрушающей силы Жильбера у мальчика не было. Вдвоем они могут стать храбрыми защитниками своей дамы. Вдвоем они могут отвести множество угроз, а возможно, даже справиться со Зверем.

Ощущение страха, несколько минут назад владевшее им, сразу же исчезло, унесенное приливом уверенности. Еще немного сморчков, и он примется искать лечебные травы, собрать которые его просила добрая фея. Он знал столько трав и растений, способных творить удивительные чудеса! Некоторые из них излечивали от ожогов, другие могли убить быка. К сожалению, он не знал, как они назывались. Он распознавал их по приятному запаху или по тошнотворному душку, по цветам или по форме листьев. Прошлой зимой он, приготовив несколько отваров, избавил свою даму от сильного кашля. Как только он все соберет, сразу же вернется домой. Его уже начинал мучить голод.

Да, он сумеет собрать хороший урожай, как раз за этой лесной порослью, которая так манила его к себе с прошлого года. Он лег на живот возле побегов ежевики, спутанных вьюнком, и просунул руку между грозными колючками. Что это? Ему показалось, что его пальцы дотронулись до какой-то ткани. Как она оказалась здесь, среди сморчков его доброй феи? Дикие побеги переплелись так плотно, что он различил лишь какую-то неясную тень величиной с оленя, но олени не носят одежду. Натянув рукава на кисти рук, чтобы защитить их от колючек, Жильбер стал вырывать разросшуюся ежевику, прокладывая узкий проход, намереваясь добраться до тени.

Смерть с закрытыми глазами. Эта смерть не смотрела на него, вместо глаз у нее зияли провалы. От ужаса у Жильбера Простодушного перехватило дыхание, ведь он находился так близко от месива, которое прежде было лицом. Он пополз назад, извиваясь как змея, стеная, плотно сжав губы. От страха его и без того слабый рассудок помутился еще больше. Он попытался встать. Колючки ежевики, впившиеся в плоть плеч, рук и ног, лишь подгоняли его. Он как сумасшедший помчался к деревне, задыхаясь, прижимая к животу торбу со сморчками. В его мозгу постоянно вертелась одна и та же мысль: Зверь уже пришел, Зверь был готов напасть на них.

Труп, вернее, то, что от него осталось, лежал на доске, установленной на козлах в сенном сарае мануария Суарси. Аньес послала за ним трех батраков, которые привезли его на двуколке. Клеман воспользовался царившей суматохой и подошел к трупу, чтобы внимательно рассмотреть его. Правда, почти разложившийся труп мало у кого вызывал любопытство. Это был мужчина лет тридцати, хорошо сложенный, довольно высокий. От бывшей тонзуры не осталось и следа, поэтому ничто не позволяло предполагать, что это монах. Клеман не стал обшаривать его карманы, уверенный, что батраки опередили его, забрав все ценные вещи – если таковые имелись, – которые покойный мог нести с собой, и разбросав все остальное, чтобы создать впечатление, будто это дело рук грабителя.

Мужчина умер не очень давно, несомненно, три-четыре недели назад, как об этом свидетельствовала относительная сохранность мышечной ткани, почти не подвергшейся гниению. Впрочем, запах, исходивший от трупа, был довольно сносным. Однако можно было подумать, что зверь набросился на него, остервенело вцепившись когтями в лицо, обезобразив его до неузнаваемости, превратив в живую рану, в истерзанную плоть. Но было непонятно, почему хищник выместил свою злобу только на одном месте. Лицо не было самой мясистой частью тела, отнюдь нет. Кровопийцы и стервятники бросаются на ягодицы, бедра, живот, руки, оставляя насекомым и мелким животным кости, покрытые кожей и тонким слоем плоти.

Было ли это следствием его первой встречи с покойником в том же лесу Клэре или того, что он жадно впитывал науки в течение нескольких недель? Несомненно, и того и другого. Как бы то ни было, этот труп взбудоражил воображение Клемана, и он решительно подошел к нему.