Сильвандир - Александр Дюма Страница 28

Роже умел принимать быстрые и внезапные решения; правда, в первую минуту юноша оторопел — он был похож на заживо погребенного человека, которого вдруг извлекли из могилы, и тот, открыв глаза, опять увидел небо и возродился к жизни и к счастью, и у него достало сил лишь на то, чтобы не рухнуть на пол под бременем радости, но, как только эта минута прошла, шевалье понял, что случай, что он так долго искал, сам плывет ему в руки, — случай единственный, неповторимый, мимолетный, и Роже тотчас же решил, что ни за что его не упустит.

В мгновение ока шевалье был готов, Констанс в свое время уже писала ему, что ее собственная жизнь принадлежит не ей, а возлюбленному и он может распоряжаться этой жизнью по своему усмотрению, поэтому, когда Роже предложил ей немедленно бежать и добраться до первого же селения, где они обвенчаются, она не только ничего не возразила в ответ, но пылко заверила юношу, что готова следовать за ним хотя бы на край света. И шевалье больше не сомневался, что счастливая развязка их романа близка.

Оба тут же вышли из комнаты; бесшумно, точно тени, скользя по коридорам и по лестницам, они очутились наконец во дворе. Роже бегом кинулся на конюшню и оседлал Кристофа, с некоторых пор отдыхавшего от былых изнурительных поездок; будучи от природы животным добрым и послушным, Кристоф не мешал своему хозяину делать то, что тому было угодно. Затем шевалье осторожно приоткрыл створы широких ворот и вскочил верхом на Кристофа; перед тем как сесть на коня, он поставил Констанс на тумбу и подъехал теперь к этой тумбе; девочка взобралась на круп лошади, и, как только она надежно уселась позади него, Роже пустил коня вскачь.

Часа два они мчались во весь опор, и так как дело происходило в июле, когда дни в году самые длинные, а ночи самые короткие, то уже начало светать. Роже подумал, что им следует немедленно остановиться, ибо всякому, кто их увидит, непременно покажется странным, почему это юноша и девушка скачут галопом на одной лошади. В ту же минуту он заметил по правую руку от себя селение и узнал Шапель-Сент-Ипполит; он направился прямо туда.

Все свои представления о брачных делах Роже почерпнул из романов того времени. Ну а в романах того времени если родители препятствовали заключению брака, то его без их ведома совершал какой-нибудь славный сельский священник, который буквально понимал слова Господа Бога, советовавшего нашим праотцам плодиться и размножаться, и полагал, что он выполнит предписания Библии, если обвенчает как можно больше супружеских пар. Вот почему Роже с полным доверием приближался к дому пастыря; юноша постучался; дверь ему отперла дородная и добродушная с виду домоправительница лет тридцати пяти или сорока, и он сказал, что хотел бы побеседовать с господином кюре.

Кюре в это время собирался идти служить раннюю мессу, и шевалье счел это добрым предзнаменованием. Как можно короче он объяснил священнику, что именно привело его сюда, и спросил, не может ли святой отец незамедлительно обвенчать его и Констанс. Добрый пастырь улыбнулся нетерпению юноши, но тут же разъяснил, что прежде необходимо выполнить некоторые формальности: молодым людям, к примеру, надобно исповедаться, назвать свои имена и фамилии и подтвердить под присягой, что они не близкие родственники, брак между коими запрещен церковью, и так далее и тому подобное; он присовокупил, что на совершение всех этих формальностей уйдет целый день, а то и полтора, и поэтому, несмотря на всю свою добрую волю, он не может совершить брачную церемонию раньше завтрашнего или даже послезавтрашнего дня; покамест, прибавил он, молодые люди останутся у него в доме: Роже — под надзором его самого, а Констанс — под наблюдением домоправительницы. Такая задержка очень не понравилась юноше, и он из всех сил настаивал на своем; однако кюре был непреклонен, а так как он заявил, что всякий священник будет не более сговорчив, чем он, то Роже предпочел остаться в Шапель-Сент-Ипполит и не ехать в другое село, ибо такая поездка не сулила ему более скорого венчания, но могла привести к тому, что по дороге их узнают или, во всяком случае, приметят.

Итак, священник отправился служить мессу; он, видимо, разделял опасения Роже, а потому посоветовал юноше и девушке не показываться ни в дверях, ни в окнах дома; возвратившись из церкви, он задал им обычные в таких случаях вопросы. Молодой человек ответил, что он шевалье Роже Танкред д'Ангилем, а девочка сказала, что ее зовут Констанс де Безри; тут же выяснилось, что ему семнадцать лет и пять месяцев, а ей через неделю исполнится пятнадцать. Оба подтвердили под присягой, что они не кумовья, не кузены да и вообще не состоят ни в родстве, ни в свойстве.

Затем священник сказал, что ему надобно отлучиться по спешному делу, и велел молодым людям приготовиться тем временем к исповеди, очистив свою совесть от грехов.

По возвращении он выслушал исповедь Роже и Констанс. Нечего и говорить, что то была исповедь двух чистых душою и целомудренных детей: оба признались в своей любви, побуждавшей их до сих пор совершать весьма безрассудные поступки, но ни он, ни она даже в мыслях не держали ничего такого, из-за чего им пришлось бы краснеть.

Эта двойная исповедь, должно быть, совсем успокоила славного пастыря, который до тех пор, казалось, не был свободен от известной тревоги; наконец, сославшись на то, что молодые люди не должны согрешить ни действием, ни помыслом, ни умолчанием в промежуток времени, отделяющий отпущение грехов от совершения таинства брака, достопочтенный кюре запер Роже у себя в кабинете, служившим одновременно библиотекой для богословских книг, а Констанс — в комнате домоправительницы.

Молодые люди снова встретились лишь за обедом. Роже спросил у священника, собирается ли тот обвенчать их на следующий день, на что этот достойный человек ответствовал, что покамест не видит к тому никаких препятствий, если только вдруг не возникнет какая-либо неожиданная помеха. Столь обнадеживающий ответ несколько умерил тревогу шевалье, и потому он после обеда довольно спокойно удалился в библиотеку. Там он увидел походную кровать: ее расставили для него, пока он сидел за столом.

Подошло время ужина. Так же как утром и днем, влюбленные вновь сидели друг против друга. Роже сиял от счастья: после чудесного воскресения Констанс, которое произошло так неожиданно, он больше не верил в возможность разлуки. Констанс держалась робко, то и дело краснела, но радость светлыми лучами струилась из-под ее полуприкрытых век, но счастье вырывалось наружу с каждым словом, слетавшим с ее уст.

После трапезы священник прочел благодарственную молитву от лица присутствующих, затем все разошлись по своим комнатам.

Роже попытался читать; но пробовали ли вы читать, когда мысль ваша трепещет в самой глубине души, мысль более сладостная, более нежная, более гармоничная, чем все другие мысли на свете? А между тем он читал чудесную поэтичную повесть, которую обычно именуют историей любви Иакова и Рахили; однако он нашел, что Рахиль не идет ни в какое сравнение с Констанс, а про себя решил: дабы стать достойным Констанс, он пошел бы и не на такие испытания, какие выпали на долю Иакова. Впрочем, за чтением время идет быстрее, чем тогда, когда человек просто предается мечтам. Пробило одиннадцать часов, и при каждом медленном и торжественном ударе колокола юноша трепетал, думая о том, что всего через восемь часов он станет мужем Констанс.