Анж Питу - Александр Дюма Страница 28

Он вновь безжалостно вонзил шпоры в бока Марго, и она понесла его и Питу к заставе.

Чем ближе они подъезжали, тем явственнее различали на горизонте пламя пожара; тонкий столп огня поднимался от заставы в небо.

Горела сама застава.

Вопящая, разъяренная толпа, в которой было немало женщин, по обыкновению кричавших и грозивших громче мужчин, подбрасывала в громадный костер обломки стен, мебель и вещи чиновников, собиравших здесь прежде ввозную пошлину.

На дороге стояли венгерский и немецкий полки; опустив ружья, солдаты и офицеры бесстрастно взирали на этот разбой.

Горящая застава не остановила Бийо: он направил Марго прямо в огонь, и она храбро перепрыгнула через костер, но по другую сторону заставы перед нашими героями выросла густая толпа людей, которые двигались из центра города к окраинам, одни с песнями, другие с криками: «К оружию!»

Бийо на вид казался тем, кем и был на самом деле: простаком фермером, прибывшим в Париж по делам. Разве что он слишком громко кричал: «Дорогу! Дорогу!» Но Питу так вежливо вторил ему: «Дорогу! Уступите, пожалуйста, дорогу!» – что одно уравновешивало другое. Никому не было никакой корысти в том, чтобы помешать Бийо отправиться по своим делам: ему дали дорогу.

Марго воспрянула духом: огонь опалил ей брюхо, необычный шум возбудил любопытство. Бийо приходилось сдерживать ее, чтобы не раздавить тех зевак, что толпились перед дверями собственных домов, и тех, что, покинув свои дома, торопились к заставе.

Бийо с переменным успехом прокладывал себе дорогу, направляя Марго то вправо, то влево; так они добрались до бульвара, но тут им пришлось остановиться.

Огромная процессия тянулась от Бастилии к Королевской кладовой – в ту пору эти два здания были двумя каменными узлами на поясе, обхватывавшем стан Парижа.

Впереди толпы, заполонившей бульвар, шли люди, которые несли на носилках два бюста: один, покрытый траурной вуалью, другой – усыпанный цветами. Первый был бюст отставленного министра Неккера; второй – бюст герцога Орлеанского, открыто принявшего при дворе сторону женевского экономиста.

Бийо спросил у проходящих, что здесь делается, и ему объяснили, что здесь народ приносит дань уважения Неккеру и его защитнику герцогу Орлеанскому.

Бийо родился в краю, где имя герцога Орлеанского почиталось уже добрых полтора столетия. Бийо принадлежал к секте философов и, следовательно, видел в Неккере не только великого министра, но и спасителя человечества.

Поэтому услышанного было более чем достаточно, чтобы Бийо потерял голову. Сам не понимая толком, что он творит, он соскочил с коня и, крича: «Да здравствует герцог Орлеанский! Да здравствует Неккер!» – смешался с толпой.

Когда человек смешивается с толпой, он утрачивает свободу воли. Это известно всякому: попав в толпу, мы начинаем желать того же, чего желает она, делать то, что делает она. Бийо подчинился толпе особенно легко оттого, что находился ближе к голове процессии, нежели к ее хвосту.

Парижане орали что есть мочи: «Да здравствует Неккер! Долой иноземные войска! Чужестранцев – вон!»

Бийо присоединил свой могучий бас к этим голосам.

Талант, какого бы рода он ни был, всегда находит в толпе ценителей. Жители парижских пригородов, обладатели голоса либо тонкого, либо сиплого, либо ослабевшего от голода, либо охрипшего от вина, оценили глубокий, чистый и звучный голос Бийо и дали ему дорогу, благодаря чему наш фермер смог в конце концов добраться до носилок, причем по дороге его не толкали, не душили и не пихали локтем в бок, а если и потрепали, то лишь самую малость.

Минут через десять один из носильщиков, чье рвение явно превосходило физические возможности, уступил ему свое место.

Как мы видим, Бийо делал стремительную карьеру.

Еще вчера он был простым пропагандистом брошюры доктора Жильбера, а сегодня стал одним из орудий триумфа Неккера и герцога Орлеанского.

Но едва он приступил к выполнению своих новых обязанностей, как вспомнил о Питу и Марго: «Где они? Что с ними?»

Не выпуская из рук носилки, фермер обернулся и в свете факелов, озарявших улицу, и плошек, расцвечивавших все окна, заметил в середине толпы какой-то движущийся бугор, состоявший из пяти-шести человек, которые кричали и махали руками.

Глядя на этот клубок тел, нетрудно было различить в его середине длинные руки Питу и узнать его голос.

Питу делал все, что мог, дабы защитить Марго, но, несмотря на его старания, Марго клонилась к земле. Прежде Марго несла на своей спине Бийо и Питу – груз уже довольно весомый для бедного животного. Теперь ей приходилось нести на спине, на крупе, на шее и на холке всех, кто только мог там поместиться.

Во тьме, увеличивавшей все предметы по своему произволу, Марго казалась слоном, на котором охотники отправляются сражаться с тигром.

На ее широкой спине расположились пять или шесть молодчиков, оравших: «Да здравствует Неккер! Да здравствует герцог Орлеанский!» – на что Питу отвечал: «Вы удушите Марго».

Но хмельные от восторга люди ничего не желали слушать. Бийо хотел было броситься на помощь Питу и Марго, но, поразмыслив, понял, что если он хотя бы на секунду оставит свой почетный пост и бросит ручку носилок, назад его уже не пустят. Вдобавок он рассудил, что, раз он оставил папаше Лефрану Малыша взамен Марго, то Марго может считаться его собственностью, а в таком случае если а ней что и произойдет, он просто-напросто потеряет три или четыре сотни ливров – сумму, которой он вполне может пожертвовать во славу отечества.

Меж тем процессия двигалась вперед; она повернула налево и по улице Монмартр спустилась к площади Побед. У Пале-Рояля ей помешало скопление народа; то были люди с зелеными листками на шляпах, кричавшие: «К оружию!»

Необходимо было выяснить, кто эти люди, заполонившие улицу Вивьен: друзья или враги? Зеленый – цвет графа д'Артуа. Что означают зеленые кокарды? Через мгновение все разъяснилось.

Узнав об отставке Неккера, некий юноша вышел из кафе Фуа, взобрался на стол и, размахивая пистолетом, закричал: «К оружию!»

На этот крик сбежались все, кто гулял в Пале-Рояле, и в свой черед стали призывать к оружию.

Как мы уже сказали, вокруг Парижа в эту пору собрались иностранные войска. Можно было подумать, что грядет австрийское нашествие; сами названия полков оскорбляли слух французов; одного звучания фамилий их командиров: Рейнак, Салис-Самаде, Дисбах, Эстергази, Ремер, было достаточно, чтобы толпа поняла: перед ней – враги. Юноша, влезший на стол, назвал их всех поименно; он предупредил, что швейцарцы, расположившиеся на Елисейских полях и установившие там четыре артиллерийских орудия, должны вечером войти в Париж вслед за драгунами принца де Ламбеска. Он предложил французам ввести новую кокарду, отличающуюся от вражеской, сорвал с каштана листок и прикрепил его к своей шляпе. В десять минут три тысячи человек оборвали листья со всех деревьев Пале-Рояля.