Ночь во Флоренции - Александр Дюма Страница 28

— За благоденствие, радость и исполнение всех желаний нашего возлюбленного герцога!

Пока все пили за здоровье хозяина, молодой человек, наклонившись к уху герцога, шепнул:

— Выпейте не один кубок, а два кубка, монсиньор: не пройдет и часа, как Луиза будет вас ждать у меня, готовая исполнить желания вашего высочества.

— Голубчик, так ты это устроил? — обрадовался уже порядком захмелевший герцог.

— Разве я не дал вам слова, монсиньор?

— Через час? И кто придет известить меня?

— Послушайте, монсиньор, никому из своих людей я довериться не могу. У вас же есть преданный как пес Венгерец, не так ли?

— Я в нем уверен, как в самом себе.

— Уступите мне его, чтоб сходить за нашей опечаленной красоткой.

— Нет!, — возразил герцог. — Она узнает в нем моего человека и откажется следовать за ним.

— Это с маской-то на лице и письмецом от меня?.. Полно! И кстати, дитя знает, куда идет.

— Тогда из-за чего вся эта возня?

— Надо соблюсти благопристойность, монсиньор.

— Согласен, забирай Венгерца, он в твоем распоряжении.

— Позовите его, монсиньор, и сами скажите, что он во всем должен слушаться меня. Герцог подозвал к себе сбира.

— Пойдешь с Лоренцино, — сказал он ему, — и будешь делать все, что он тебе прикажет. Головой отвечаешь!

Венгерцу было не привыкать к наказам такого рода, поэтому в ответ он ограничился поклоном.

Лоренцино поднялся из-за стола.

— Уже уходишь, голубчик? — спросил его герцог.

— Черт побери, монсиньор, мне еще нужно приготовить комнату для вас!

— Ты обещаешь, что я буду предупрежден, как только прибудет красотка?

— Венгерец сам явится сообщить, когда вам можно будет прийти… Недопустимо, чтоб вам, монсиньор, пришлось ждать.

Лоренцино сделал несколько шагов к выходу, но, тут же вернувшись к герцогу, потребовал:

— Обещайте, монсиньор, что никто из ваших гостей не узнает, куда вы направляетесь и ради кого покидаете застолье!

— Ручаюсь моим словом.

— И дайте слово, что пойдете окольным путем, чтобы сбить с толку тех, кто увидит вас выходящим.

— Считай, ты его получил.

— А вы не забудете, что клятвенно обязались в этом?

— Мой милый! — возвысил голос герцог.

— Молчу, молчу, — отозвался Лоренцино. — По-моему, два обещания верней одного. Значит, слово дворянина, монсиньор?

— Слово дворянина!

— Тогда все в порядке.

— Да что это с тобой, Лоренцино? — спросил вдруг герцог.

— Со мной? — переспросил молодой человек.

— Ты бледней мертвеца, однако лоб у тебя весь в поту.

— Я думаю! У вас тут задохнуться можно, — ответил Лоренцино, утираясь вышитым батистовым платочком, вроде тех, какими пользуются женщины.

И он поспешно вышел.

Лоренцино ступил на виа Ларга в тот момент, когда башенные часы собора били полночь.

Эта зимняя ночь, с 5 на 6 января, выдалась холодной и темной: уже за десять шагов перед собой ничего нельзя было различить.

Лоренцино медленно шагал, поглядывая то и дело по сторонам, как тот, кто кого-то разыскивает.

На углу виа делле Ланчи перед ним словно из-под земли вырос человек.

Схватившись за кинжал, Лоренцино отпрянул.

— Это я, монсиньор, — послышался голос.

— Ах, это ты, Микеле! — узнал Лоренцино сбира.

— Разве не вы сами велели мне поджидать вашу милость на виа Ларга, с одиннадцати до часу ночи?

— В самом деле, велел и рад убедиться, что ты не опаздываешь на встречи… Ты готов?

— Да.

— Тогда следуй за мной.

— Вы, видно, собрались-таки отомстить? — поинтересовался сбир.

— Надеюсь, через час со всем этим будет покончено, Микеле!

— Счастливчик вы, монсиньор!

Не ответив, Лоренцино пошел вперед, углубился в виа Ларга и открыл дверцу в стене.

— А-а! Это произойдет в вашем доме? — спросил Микеле.

— Да, в моем.

— А вы не боитесь, что звон клинков и крики услышат в герцогском дворце?

— За год соседи наслушались криков и бряцания оружия у меня, так что не придадут этому значения, будь спокоен, — сказал Лоренцино.

Поднявшись во второй этаж, он открыл одну из комнат и впустил Микеле.

Он уже готов был оставить там сбира одного, но тот удержал его за рукав.

— Монсиньор, — сказал он, — сейчас я принадлежу вам, но, со своей стороны, вы тоже дали мне обещание.

— Напомни-ка мне его.

— После расправы с вашим личным недругом вы не воспрепятствуете мне разделаться с герцогом.

— Так ты по-прежнему упорствуешь в этом намерении?

— Больше чем когда-либо.

— И ни серебром, ни золотом, ни уговорами, ни угрозами не склонить тебя отказаться от этого замысла?

— Я дал клятву, что от меня ему не будет ни жалости, ни помилования в смертный час.

— Значит, все, что ты тут рассказывал, — правда?

— Чистая правда, от начала и до конца.

— Не верится.

— Отчего же?

— Да оттого, что не сыщется человека, способного на такую жестокость.

— Герцог Алессандро — не человек!

— Эта девушка была хороша собой?

— О! Мила, как ангел!

— Я забыл ее имя. Как, ты сказал, ее звали?

— Нелла.

— Сколько же ей было лет, когда она умерла?

— Восемнадцать.

— Так рано!

— Слишком поздно — для той, в чью жизнь вот уже два года как вошли несчастье и позор!

— И ты говоришь, что, потешив тебя надеждой стать ее мужем, герцог Алессандро…

— О! Не продолжайте, монсиньор! — взмолился сбир, не вынеся воспоминаний, которые разбередил в нем Лоренцино. — Не продолжайте, а то я обезумею, чего доброго! Сейчас ведь дело не во мне, а в вас, верно?.. Вы привели меня, чтоб помочь вам убить кое-кого… Ну, так кто же он таков, этот человек, от которого Небо отвернулось настолько, что ценой его крови мне приходится покупать право на мое отмщение?.. Назовите мне его, я готов.

— Мне незачем его называть, ты сам его увидишь.