Иоанн Мучитель - Валерий Елманов Страница 27
Иоанн Мучитель - Валерий Елманов читать онлайн бесплатно
К тому же было и еще кое-что, гораздо более неприятное, чем даже заздравная чаша. И дьяк точно знал, что если государь предложит ему, пускай даже в шутку, ради смеха поучаствовать в этой забаве, то он, Висковатый, не просто откажется, а и ляпнет: да такое, после чего останется лишь наложить на себя руки, не дожидаясь, когда его поволокут в пыточную.
Потому он и вышел следом за государем не раздосадованный, а, напротив, с чувством облегчения, что тягостное свидание наконец-то закончилось. Мысли же о том, что закончилось оно лишь на сегодня, но потом непременно грядет день завтрашний, Висковатый старательно отгонял от себя — уж очень они были ему неприятны, как и каждому из нас не по душе вопрос, на который никак не удается отыскать приемлемого ответа…
А то, чего больше всего боялся Висковатый, касалось… любви, но не совсем обычной.
Трудно сказать, что сильнее всего побудило царя вернуться к прежнему. То ли это исходило от его ненасытной похотливости, вдобавок еще и порядком изголодавшейся за тринадцать лет вынужденного воздержания, то ли назло Подменышу и наперекор его торжествующим словам, произнесенным некогда в избушке: «А содомитов твоих я всех до единого выгнал».
«Ты выгнал, а я верну», — злорадствовал ныне Иоанн и потому теперь, снова занявшись утехами юности, делал это уже чуть ли не демонстративно, ни от кого не скрываясь.
К тому же ему и впрямь очень понравился молоденький, с девичьим пушком на щеках и приятной улыбкой Федюша Басманов. И ручки-то у него гладкие, и голосок звонкий, и глазоньки яркие, а румянец до чего нежный — как заря алая. Залюбуешься. Если кто, конечно, понимает в том толк. Иоанн понимал. Замечаний и укоризны он не боялся. Пусть кто-то осмелится сказать хоть что-то поперек — увидит, что с ним станется.
Зная это, никто уже и не пытался перечить царю. Хватило примера князя Дмитрия Оболенского-Овчинина, чей отец умер в плену в Литве.
— Мы служим государю трудами полезными, а ты — гнусью содомской, — сказал он как-то в глаза Федюше, не в силах смотреть на кичливую надменность царского любимца.
Иоанн внешне остался спокоен, когда услышал жалобу Феденьки на дерзкого князя, но за обедом царь, якобы в знак особой милости, пригласил Дмитрия присесть рядом.
— Стало быть, ты, холоп и смерд, смеешь судить, кто и чем должен служить мне? — произнес он задумчиво. — А может, ты и в ином мне указывать станешь?
— Я князь, — гордо ответил Дмитрий.
— Ты слуга и пес! — в бешенстве — не было сил, чтоб сдержаться, — взревел Иоанн и с маху всадил ему в грудь нож. — К тому же плохой слуга и пес смердячий, — добавил он почти ласково, наслаждаясь видом умирающего Оболенского-Овчинина.
ХОЧУ ПО-СВОЕМУ
«Изведу твой род», — по-прежнему гремело у него в ушах, и головы продолжали лететь. Так, без вины, без суда убили князя Юрия Кашина, члена Думы, и брата его. Князя Дмитрия Курлятева, друга Адашевых, насильно постригли и тоже вскоре умертвили со всем семейством. В опалу угодил и один из победителей Казани князь Михайла Воротынский — вместе с женою, сыном и дочерью его сослали на Белоозеро. Ужас крымцев, воевода и боярин Иван Шереметев был ввержен в душную темницу, где царь самолично допрашивал истерзанного старика, вызнавая, где тот запрятал свои богатства. Правда, чуть позже его выпустили из темницы, и он еще несколько лет присутствовал в Думе, но, чувствуя недоброе, успел опередить Иоанна и сам добровольно принял постриг, укрывшись от мира в Белозерской пустыне. Был удавлен и его брат Никита Шереметев, думный советник и воевода, израненный в битвах за отечество.
Москва цепенела в страхе от льющейся повсюду крови, не подозревая, что все это лишь цветочки.
Правда, после каждой казни, как правило, наступало временное затишье. Подобно вампиру, Иоанн становился вялым, сонным, благодушным и на пирах весело шутил, нимало не чинясь и не высокомерничая. Но потом к сердцу вновь подступала какая-то неизъяснимая тоска, все начинало казаться отвратным: слуги нерасторопны (Подменыш распустил), собеседники скучны (ну и рожи!), а кушанья пресны и невкусны — кусок в горло не шел. Требовалось срочно подсолить их, и не той солью, что белая и сыпучая, но иной — красной, густой и ароматной.
Те из угодников, что поумнее, уже подметили, если во время пира у царя начинают нервно подрагивать ноздри широкого ястребиного носа, а белки глаз мутнеют, и на них появляются тоненькие красноватые прожилки, то лучше к нему не подходить, ибо чревато. Два этих верных признака неоспоримо показывали, что царь ищет. Кого он найдет на сей раз, в кого упрется его зловещий взгляд, не знал никто, да, пожалуй, и он сам.
Впрочем, это только на первый взгляд казалось, что все жертвы — после того как с родом Адашева было покончено — выбирались им бессистемно, методом тыка. Случалось, конечно, и такое, но далеко не всегда. Помимо наслаждения царь еще и извлекал из своей жестокости пользу, потому что должен же кто-то отвечать за то, что начатая Подменышем война с Ливонией так и не завершена. Более того, все успехи в этой войне как раз приходились на правление двойника, а не истинного Иоанна, а это уже и вовсе никуда не годилось.
Получалось, что, даже будучи мертвым, незримый Подменыш одолевал его и, словно насмехаясь, предлагал сравнить, что было раньше и что теперь. Иоанну было обидно, но он ничего не мог с этим поделать, потому что факты не люди. Факты не могут сгибаться в подобострастном поклоне и говорить то, что угодно самому христианнейшему из всех государей. Вместо этого они сухо и беспристрастно излагают то, что есть на самом деле.
Легко сказать: уничтожить и превзойти, а попробуй-ка сотворить это на деле. С одежей и мебелью куда как легче. Конечно, кое-что изготавливалось далеко не сразу, не раз приходилось ждать, но все равно со временем все делалось — дай лишь срок. С печатями и троном, несмотря на всю тупость Висковатого, дьяк вроде бы тоже управился, а вот с прочим…
Казалось бы, совсем пустячное дело и то не поддавалось. Взять к примеру церкву, что воздвигли люди Подменыша. Храм Покрова пресвятой богородицы получился и впрямь такой прекрасный, что у глядевшего на него впервые зачастую глаза заволакивались непрошеной слезой.
Не зря, ох, не зря дожидался Подменыш псковских мастеров Барму и Посника, занятых возведением церкви в небольшом сельце близ Коломенского. Само сельцо образовалось после того, как Подменыш повелел разместить поблизости от себя своих дьяков, подьячих и прочий люд, чтобы иметь возможность, проживая на природе, заниматься делами и в то же время не держать на подворье такую толпу приказных людей.
Уже спустя год после того, как они там разместились, Подменыш пришел к выводу, что и толпиться во время богослужений в его церкви, которую повелел поставить в честь рождения первенца Василий III, им тоже ни к чему. Заботился не о себе — об Анастасии Романовне, которой был не по душе тяжелый чесночно-луковый дух, зачастую смешанный с сочным перегаром, который оставляет после себя приказный народец.
Узнав, кто возводил ее, он повелел найти того же псковского мастера по прозвищу Посник и уговориться с ним о возведении небольшого каменного храма на холме, что высился сразу за оврагом, отделявшим Коломенское от места, где проживали слуги. Посника нашли, но он был занят, хотя царя все равно уважил — посоветовал пригласить своего друга и сподвижника Барму.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии