Одинокое ранчо (сборник) - Томас Майн Рид Страница 25

В городе Чиуауа, столице северных провинций Мексики – городе, состоящем, по большей части, из грязи и расположенном посреди обширных пустынных равнин, которые обрамляют могучие багряные горы, равнин, население коих столь же скудно, сколь их лесной покров, – в старинном городе Чиуауа разворачивается первая сцена нашей истории.

Менее двадцати тысяч человек нашли приют в стенах этой северо-мексиканской метрополии, столь же малое количество обитает и в ее округе.

Некогда плотность населения была выше, но томагавк команча и копье апача прореживали потомков конкистадоров до тех пор, пока сельские дома не стало разделять изрядное пространство, а количество руин не сравнялось, если не превысило, с числом обитаемых жилищ.

Но одновременно слово «Чиуауа» навевает странные и удивительные воспоминания. Когда слышишь это название, всплывает целая вереница причудливых образов, картин из приграничной жизни, совершенно отличных от тех, что присущи тому же захватывающему периоду из истории англо-американского фронтира. Мы видим монаха в капюшоне и с крестом, и солдата, следующего за ним по пятам с мечом; старинное здание миссии с церковью и казармой гарнизона; свирепого дикаря, поддавшегося уговорам бросить кочевую жизнь и обратившегося в гнущего спину пеона, чтобы спустя какое-то время восстать против системы рабства, которую даже религия не могла сделать терпимой. Мы видим неофита, поднявшего руку на своего духовного наставника и угнетателя одновременно. Мятеж этот был потоплен в крови и огне, в результате чего и миссия и военный cuartel ^[2] пришли в запустение, а краснокожий возвратился к своим скитаниям.

Такова история города Чиуауа и поселений в его округе. Но не вся она является хроникой давно минувших времен. Значительная ее часть применима и к дням сегодняшним – да, подобные сцены разыгрываются даже сейчас. Несколько лет тому назад странник, въезжающий в городские ворота, мог видеть несколько десятков приколоченных к перекладине предметов, очень похожих друг на друга и колыхающихся на ветру. Предметы эти напоминают пучки волос: длинных, густых и черных, словно вырванных из лошадиного хвоста или гривы. Но взялись они не оттуда – это людские волосы, а кусок кожи, на котором этот пучок удерживался, был содран с черепа человека! Это так называемые скальпы – скальпы индейцев, призванные показать, что диким команчам и апачам не все сходит с рук.

Рядом другие объекты, имеющие форму раковины – их подвесили рядками или низками, словно сушащийся перец. И нет сомнения, что как от перца, владельцы этих украшений плакали, лишаясь их, ибо это человеческие уши!

Эти жуткие сувениры представляют собой «платежные документы», предъявленные шайкой, подвиги которой уже запечатлены этим же самым пером. То трофеи «Охотников за скальпами», подтверждающие количество истребленных индейцев.

Они находились там менее четверти века назад, развеваемые суховеем, реющим над равнинами Чиуауа. И насколько автору известно, пребывают на своем месте и до сей поры – эти же самые, либо иные такие же кровавые свидетельства, повешенные взамен или в дополнение.

Но не об охотниках за скальпами пойдет теперь речь, а только о Чиуауа. Да и о нем распространяться особо не будем. Одна-единственная сцена, разыгрывающаяся сейчас на улицах города – вот и весь кусочек чиуауанской жизни, который будет изображен в этой повести.

Это зрелище представляет собой религиозную процессию – явление далеко не диковинное в Чиуауа, да и в любом мексиканском поселении. Напротив, оно настолько привычно, что увидеть его можно, по меньшей мере, раз в неделю. Относится оно к самым величественным сценам, потому что воспроизводит историю распятия Христа. В церемонии задействованы горожане всех классов, принимают в ней участие и солдаты. Роль вдохновителя и главного организатора исполняет, естественно, черное и белое духовенство. Ему такая инсценировка приносит хлеб – пусть даже и без масла, которого в Чиуауа не сыщешь, – умножает влияние и доходы благодаря продаже оловянных крестиков, изображений Богоматери и бесчисленного количества святых. В función ^[3] участвуют обычные персонажи из Писания: Избавитель, влекомый к месту Страстей; крест, покоящийся на плечах мускулистого, смуглого Симона; Пилат-мучитель; Иуда-предатель – короче говоря, все более-менее выдающиеся лица, присутствовавшие, насколько нам известно, при событии, когда Сын Человеческий пострадал за грехи наши.