Дитя Всех святых. Перстень со львом - Жан-Франсуа Намьяс Страница 25

— Один монах.

— И кем же ты собираешься стать со всей твоей латынью?

— Мертвецом.

— Ишь ты. Верно отвечаешь, монашек! Остроумия у тебя даже побольше, чем у меня самого. Ладно, пусть его будет «Triumphus mortis»!

Написав эти два слова под рисунком, Бедовый Жиль достал из-за спины виолу.

— А теперь сыграем! Сами услышите, под какую музыку они пляшут!

И он стал играть, пощипывая струны длинными пальцами с сухой, почти механической виртуозностью. Это была довольно расхожая мелодия — тема классической ронды, хороводного танца, которую трувер неустанно повторял, холодно, бездушно, все быстрее и быстрее. И вскоре уже не оставалось никаких сомнений: это и впрямь никак не могло быть музыкой живых людей, это был настоящий танец мертвецов, пляска смерти, музыка, которую мертвые слушают днем, лежа в своих могилах, и под которую ночью пускаются в пляс…

— Хватит!

Это крикнул Мартен Гильом. Вожак бичующихся был не слишком-то доволен неожиданным вмешательством трувера и счел, что оно уже слишком затянулось.

— Хватит! Мы тут не для того, чтобы слушать твою музыку, а для того, чтобы исполнить повеление Бога, которое он передал мне в письме через ангела. Есть ли евреи в этом селении?

На Мартене Гильоме вдруг сосредоточилось всеобщее внимание. Несколько голосов ответили:

— Да, есть, на окраине живут… на выходе из города…

— Ну так вот, Богом клянусь, это из-за них чума! Это они, злобствуя на Христа и христиан, отравили колодцы, родники, источники и реки. Я-то знаю, как они злодействуют — ночью, при полной луне! Я-то знаю, кто их хозяин и кто их подручники. Уж я-то их заставлю во всем сознаться. Идемте, братья мои! Выкурим это отродье из их нор, как поступают со зловредными тварями! Бей жидов!

Речь Мартена Гильома вдохновила толпу. Его призыв был единодушно подхвачен:

— Бей жидов!

Еврейская община городка занимала не больше десяти домов и насчитывала всего полсотни человек. Обосновались они здесь еще в стародавние времена и были тут самыми богатыми, а вот этого им никто простить не мог. Указав на них как на виновников бедствия, вожак флагеллантов вновь разбудил старинную злобу.

Беснующаяся толпа рассыпалась по городку. Без сомнения, именно этот шум и насторожил евреев, поскольку, добравшись до их домов, погромщики обнаружили жилища пустыми. Обитатели их улепетывали со всех ног к ближайшему лесу, и догнать их было уже невозможно. И только двоим повезло меньше, чем остальным, — Давиду Монтальто и его сыну Аарону. Какой-то крестьянин, наиболее прыткий из всех, сумел перехватить их и теперь с торжеством тащил обратно. Евреев тотчас окружила рычащая толпа, но Мартен Гильом сумел ее утихомирить.

— Оставьте пока, я их допрошу! А потом все вместе решим, что с ними делать.

Давид Монтальто был красивый пятидесятилетний мужчина с седой бородой; Аарон, которому исполнилось, наверное, лет двенадцать, был похож на Франсуа своими светлыми кудрями. Мартен Гильом приблизился к отцу и вперил в него свой единственный глаз.

— Так значит, это ты навел чуму на город?

— Я?

— Не отпирайся! И я тебе даже скажу, по чьему наущению. Ваш властитель, Великий Магистр всех евреев, который правит вами из Толедо, велел тебе сделать это!

Давид Монтальто озирался, ища поддержки, но видел лишь белые куколи бичующихся, окружавшие его зловещим кольцом. Сын в испуге жался к отцу.

— Великий Магистр из Толедо передал тебе кое-какие снадобья из пауков, скорпионов и толченых жаб, чтобы отравить всех, кто живет здесь.

Давид Монтальто бросил отчаянный взгляд на своего обвинителя.

— Никогда не смог бы я совершить ничего подобного! Я ведь и сам пострадал от чумы, как и все остальные. У меня жена, дочь и старший сын умерли от болезни. Остались только я и мой младший — Аарон.

— Значит, ты стал жертвой собственных козней! Если только это не дело рук твоих сообщников.

— Каких сообщников?

— А разве нет тут поблизости убежища прокаженных?

— Не понимаю…

Мартен Гильом расхохотался, призывая толпу в свидетели.

— Он не понимает! Вы слышали? Не понимает… Да ведь всякий знает, что к услугам евреев всегда их добрые дружки — прокаженные. Это с ними вместе вы отравляете воду, которую мы пьем. Прокаженные да жиды заслуживают одной кары — смерти!

Горожане, потрясая кулаками, вопили:

— Смерть! Смерть! На костер их!

— Нет, не надо огня! Подвергнем их казни, которой они подвергли Господа нашего Иисуса Христа, — распнем их!.. Где они живут? Прибьем их к дверям собственного дома!

— Нет!

Франсуа выскочил из толпы и, обхватив Аарона руками, закрыл его своим телом.

— Все вы негодяи! Только посмейте их тронуть!

Мартен Гильом приблизился к нему, угрожающе глядя из-под своего капюшона.

— Чего тебе тут надо, братец? Убирайся, откуда пришел!

— Никакой я тебе не братец. Я рыцарь! Прочь!

— А я тебе говорю, убирайся! Эй вы, помогите-ка мне!

Франсуа был весьма силен для своего возраста. Сразу несколько человек, флагеллантов и горожан, схватили его, безуспешно пытаясь оторвать мальчика от Аарона. В конце концов Мартен Гильом, потеряв терпение, подобрал камень и, пока юный рыцарь отбивался от нападавших, ударил его по затылку. Франсуа свалился замертво.

Лишившись чувств, он не видел продолжения, и в этом ему повезло. Аарона и Давида Монтальто, осыпаемых со всех сторон ударами, приволокли к дверям их собственного дома. Местный кузнец ушел за молотком и гвоздями и вскоре вернулся. Старый Давид бормотал молитвы на древнееврейском; Аарон, по счастью, потерял сознание.

Их дом был большим, дверь двустворчатой; отцу досталась одна половина, сыну — другая. Вколачивавшему гвозди кузнецу казалось, что он выполняет чуть не божественную миссию.

Толпа кричала, ликуя:

— Хвала Иисусу!

Нашлись и такие, кто в последний раз излил злобу:

— А вот теперь сколько угодно требуйте с меня должок, мессир Давид!

Прибитые за руки и за ноги, Давид и Аарон уже умирали: отец — с молитвой, сын — так и не придя в себя. Для толпы они больше не представляли интереса. Поднялся крик:

— Бей прокаженных!

И все разом покинули город.

Лепрозорий находился на расстоянии полета арбалетной стрелы. Под предводительством Мартена Гильома толпа быстро добралась до своей цели. Но прокаженные были опаснее евреев. И это ставило перед погромщиками сложную проблему: как бы так исхитриться, чтобы уничтожить их на расстоянии?

Мартен Гильом принялся хлопотать…