Тайпан - Джеймс Клавелл Страница 25

– И нам самим есть что предложить, – продолжал размышлять вслух Струан, – если только ты захочешь принять это. И если наш дар не запачкается, переходя из рук в руки. На счастье или на горе, но ты теперь британская земля. Мы будем лелеять тебя, сделаем центром всей Азии, а это значит – центром всего мира. Я торжественно посвящаю Благородный Дом этой задаче. Если ты повернешься к нам спиной – останешься тем, что ты есть сейчас – пустым, безжизненным осколком голой, осклизлой скалы, – ты умрешь. И если Благородный Дом отступит когда-нибудь от назначенной ему цели, уничтожь его, я благословляю тебя на это.

Струан взошел на круглый холм и, достав из ножен кинжал, срезал две длинные ветки. Расщепив одну и воткнув ее в землю, он вставил другую в прорезь, так что получился грубый крест. Струан плеснул на него бренди и поджег.

Те на кораблях, кому была видна долина и кто заметил дым и пламя, потянулись за подзорными трубами. Они увидели горящий крест, тайпана подле него и суеверно содрогнулись, гадая, что за сатанинский обряд он там затеял. Шотландцы знали, что сжигание креста издревле являлось сигналом сбора для всех людей клана и для сородичей из родственных кланов, призывом к ним встать под крест на великую битву. И водружать горящий крест мог только вождь. По древнему обычаю, будучи однажды воздвигнут где-либо, горящий крест обязывал клан защищать эту землю, пока останется жив хотя бы один человек из клана.

Глава 2

– Добро пожаловать на борт, – приветствовал Робба капитан Исаак Перри. – Чаю?

– Спасибо, Исаак. – Робб благодарно опустился в глубокое кожаное кресло, вдыхая резкий запах пропитавшейся солью кожи, и приготовился ждать, ибо никто на свете не мог заставить Перри торопиться, даже сам тайпан.

Перри налил чай в фарфоровые чашки.

Он был худощав, но при этом невероятно силен. В каштановых волосах переплетались и седые, и темные пряди, придавая им сходство со старой пенькой. Седеющая борода и шрам на лице завершали портрет капитана. Перри распространял вокруг себя запах просмоленной пеньки и соленых брызг.

– Как прошло плавание? – поинтересовался Робб.

– Отлично.

Находясь в капитанской каюте, Робб, как всегда, испытывал безмерное счастье. Каюта была просторная и роскошно обставленная, как и вообще все жилые помещения на корабле. Мебель для клипера изготовлялась из красного дерева, металлические части – из латуни и меди. На паруса шел холст только самого высокого качества, веревки были всегда новые. Пушки в идеальном состоянии. Лучший порох. Тайпан неизменно следил за тем, чтобы офицеры – и матросы – его флота имели лучшие каюты, получали лучшее питание и свою долю в прибыли; и на борту всегда находился врач. Наказание плетью запрещалось. За трусость или неповиновение и для матросов, и для офицеров существовало только одно наказание: их высаживали на берег в ближайшем порту и уже никогда не принимали обратно. Поэтому и для тех, и для других считалось большой удачей попасть на корабль Струана, и ни на одном из его судов никогда не было пустой койки.

Тайпан навсегда запомнил свои первые корабли, жизнь на полубаке и наказания плетью. И тех, кто приказывал его пороть. Некоторые из них умерли прежде, чем он сумел их разыскать. Тех, кого нашел, он разорил. Не тронул только Брока. Робб не знал, почему его брат пощадил Брока. Всякий раз, думая об этом, он внутренне содрогался, ибо понимал, что, каковы бы ни были причины, побудившие Дирка так поступить, однажды наступит день расплаты.

Перри добавил в чай ложку сахара и сгущенное молоко. Затем протянул Роббу чашку и сел за рабочий стол красного дерева, внимательно посматривая на гостя из-под нависших бровей глубоко посаженными глазами:

– Мистер Струан в добром здравии?

– Как всегда. Ты ожидал найти его больным?

– Нет.

В дверь каюты постучали.

– Войдите!

Дверь открылась, и Робб, изумленно открыв рот, уставился на молодого человека, стоявшего на пороге:

– Господь Вседержитель, Кулум, мальчик мой, откуда ты взялся? – Он взволнованно вскочил на ноги, опрокинув чашку. – Вот уж действительно «очень важные депеши на борту» – и конечно же, «Зенит»!

Кулум Струан вошел в каюту и закрыл за собой дверь. Робб по-отечески обнял его и только тут заметил его бледность и впалые щеки.

– Что с тобой, дружище? – встревоженно спросил он.

– Мне уже гораздо лучше, благодарю вас, дядя, – ответил Кулум едва слышно.

– Лучше после чего, малыш?

– После чумы, бенгальской чумы, – ответил Кулум, словно удивившись вопросу.

Робб рывком повернулся к Перри:

– У тебя на борту чума? Ради Создателя, почему же ты не поднял «Желтого Джека»?

– Разумеется, у меня на борту нет никакой чумы! Чума была в Шотландии, с тех пор уже прошли месяцы. – Перри вдруг замолчал. – «Багровое облако»! Они что, еще не прибыли?

– Опаздывают на четыре недели. Ни слова, ни весточки – ничего. Что произошло? Ну же, говори.

Перри посмотрел на Кулума:

– Мне рассказать ему обо всем, Кулум, сынок, или ты все расскажешь сам?

– Где отец? – спросил Кулум у Робба.

– На берегу. Он ждет на берегу. В долине. Ради всего святого, что случилось, Кулум?

– Чума пришла в Глазго в июне, – тупо глядя в пол, начал Кулум. – Говорят, ее опять привезли на корабле. Из Бенгалии. Сначала Сазерленд, потом Эдинбург, потом докатилось и до нас в Глазго. Мама умерла, Иэн, Лечи, бабушка… Уинифред так слаба, что долго не протянет. Дедушка присматривает за ней. – Он беспомощно шевельнул рукой и опустился на подлокотник кресла. – Бабушка умерла. Тетя Ютения, все малыши и ее муж. Десять, двадцать тысяч человек умерли за два месяца. Потом, в сентябре, чума пропала. Просто так, взяла и кончилась.

– Родди? Что с Родди? Мой сын мертв? – спросил Робб дрожащим голосом, и его лицо исказилось от боли.

– Нет, дядя. С Родди все хорошо. Болезнь его даже не коснулась.

– Ты уверен, Кулум, уверен? Мой сын здоров?

– Да. Я видел его накануне отъезда. Очень немногие из его школы заболели.

– Слава Богу! – Робб содрогнулся, вспомнив первую волну чумы, которая, возникнув неведомо откуда, прокатилась по Европе десять лет назад. Пятьдесят тысяч смертей в одной только Англии. Миллион – в Европе. Тысячи в Нью-Йорке и Новом Орлеане. Некоторые называли эту болезнь каким-то новым именем – холера.

– Твоя мать умерла? – переспросил Робб, словно не веря. – Иэн, Лечи, бабушка?

– Да. И тетя Сьюзан, и кузина Клер, и тетушка Ютения, кузен Дональд, и маленький Стюарт, и… – Он умолк, и в каюте настала жуткая тишина.

– Когда я пришел в Глазго, – нервно заговорил Перри, – ну, наш Кулум был совсем один. Я не знал, что делать. Решил вот, что будет лучше взять его с собой. Мы отплыли на месяц позже «Багрового облака».