Дань кровью - Виктор Юнак Страница 23

— Да знаешь ли ты, сын мой, что это святотатство? — вспыхнул патриарх Филофей. — Как можешь ты, истинный христианин, советовать христианнейшему из всех правителей света искать поддержки у занесшихся раскольников? Или ты тоже, богохульник, предал святое дело Господа Бога нашего Иисуса Христа и переметнулся на сторону латинян?

— В подобном, святой отец, меня ни разу не заподозрил даже христианнейший император наш, — спокойно ответил Кидоний, снова повернувшись лицом к императору, однако понимая, что ему опять придется вступить в словесную распрю с патриархом. — Я считаю, державнейший и святой мой император, — продолжал Филофей, — что, пока не поздно, нам нужно примириться с болгарами и прислушаться к речам сербов, тем паче что деспот Сербии, господин Йован Углеша, став владетелем земель, искони принадлежавших нашим патриархам, есть человек мудрый, отличный, скромного поведения и совести, и полон страха Божьего.

— Однако ты, святой отец, забыл указать и то, что, когда славяне в чем-то нуждались, они всегда просили нашей помощи, когда же в чем-то нуждаемся мы, они, вместо помощи, втыкают нам в грудь острие копья. К тому же сейчас славяне бедны и не привыкли к дальним предприятиям, тогда как народы западных стран богаты, предприимчивы, а рыцари их пылают жаждой прославиться подвигами на чьей бы то ни было земле. Слава — вот их единственная корысть.

— Чем же можно попрекнуть болгар и сербов, людей, подобных нам, преданных Богу и имевших с нами в разные времена общие дела? — не сдавался патриарх.

— Смеху достойна помощь сербов, ненадежна — болгар, ибо они наше несчастие ставят себе в защиту от зла, которому могут подвергнуться от нас, если успеем оправиться… В них столько было к нам ненависти, что они пожелают и своего вместе лишиться, лишь бы только нашим делам вред нанести.

Все присутствовавшие на совете поняли, что этими словами Кидоний намеревался закончить свой спор с патриархом Филофеем, а потому возникший было ропот сторонников и того, и другого вскоре притих и все взоры устремились на Палеолога. Император встал, прошелся по залу, отстукивая каблуками своих сафьянных красных сапожек мелкую дробь, и остановился возле деспота Андрея, до сих пор не проронившего ни единого слова и только лишь стрелявшего из стороны в сторону своими маленькими колючими глазками.

— А ты что скажешь, деспот Андрей?

Деспот ответил не сразу, хотя ни для кого не было секретом, что он, возглавлявший группу туркофилов, давно уже утвердился в единственном своем мнении.

— Смею ли я, раб Божий и слуга твой, государь вселенной, советовать тебе?

— Коли я спрашиваю, говори!

— Я бы, будь на то моя воля, не стал осложнять отношения с османами, тем более что они нынче в силе…

— А еще деспот добавляет, когда ваше величество не может его слышать, — не выдержал Кидоний, — что рабство-де у варваров-османов имеет свою выгоду; у римлян тяжче повинности. Поэтому деспот Андрей и иже с ним желают видеть у себя всех варварам подклоненными.

Император на мгновение скривился, будто его пронзила острая зубная боль.

— Так ли это, деспот?

Андрей промолчал, лишь кротко опустил глаза. Иоанн не стал добиваться ответа, ибо это и для него не было секретом. Он медленно прошелся по залу, крепко задумавшись, затем снова сел и на минуту прикрыл глаза. Наконец едва заметно улыбнулся, пропуская улыбку в себя, пряча ее от присутствующих. Это означало, что он принял решение. Какое? Все ждали слов императора. Однако он произнес совсем не то, что все жаждали услышать.

— Я благодарю вас, мои верные подданные, за советы. Я приму их во внимание, когда буду решать вопрос о будущем нашего отечества. А теперь оставьте меня наедине с моими мыслями и хранителем тайн и печати.

Недоуменно пожимая плечами, но соблюдая ритуал и церемонию, все вышли. Остался только хранитель печати. Он один только мог сейчас услышать то, что было на некоторое время закрыто для других ушей. Уж он-то знал наверняка, что император принял решение.

Да, император принял решение. Однако оно было настолько неожиданным, что обескуражило даже привыкшего ко всему державного хранителя печати и логофета: взвесив советы всех трех партий, отчаявшийся император Иоанн V Палеолог решил, что, не предпочитая ни одного, можно воспользоваться ими всеми. Посредством духовенства он приказал скрепить союз с Сербией, точнее, с Восточной Македонией, подчинявшейся деспоту Йовану Углеше, подтвердив самостоятельность ее церкви при условии вечного мира и взаимной защиты. Посредством сторонников деспота Андрея он начал переговоры с турками о неприкосновенности остальных византийских областей. Вняв, наконец, предложениям о помощи латинян, решил сам отправиться на Запад с тем, чтобы посетить папу римского и других влиятельнейших в то время лиц в Европе.

Однако, прежде чем отправиться в вояж по Европе, Иоанн написал послание своему родственнику, савойскому принцу Амадею, сыну Анны Савойской, происходившей из рода Палеологов, в котором просил о помощи. Амадей Савойский, единственный, кто без всяких обещаний помог византийскому императору и прислал ему свое войско, которое и отвоевало у турок в 1366 году город Галлиполи, оказавшийся захваченным двенадцать лет назад в числе первых балканских городов. Архиерей Павел, прибывший вместе с войском принца Савойского, был рукоположен на епископство в этом вернувшемся в лоно Византии городе.

Благодаря усилиям патриарха Филофея и деспота Углеши произошло, наконец, частичное, как бы сейчас сказали — сепаратное, примирение сербской и вселенской константинопольской церквей, заключившее тем самым и политический союз двух государств.

В 1369 году принц Савойский вновь прибыл на своих кораблях в святой Константинополь, да не один, а с посланником папы Урбана V, тем же самым архиереем Павлом, уполномоченным вести переговоры с императором о воссоединении церквей и в связи с этим о необходимости созыва нового, первого после далекого 1054 года и восьмого по порядковому номеру Вселенского собора. Папа римский, кажется, внял мольбам Византии о помощи. И в июне этого же года патриарх константинопольский разослал всем архиепископам, митрополитам и патриархам вселенской православной церкви длинное послание с просьбой, отложив все свои дела, прибыть через два года в Константинополь, чтобы принять участие в этом примирительном Вселенском соборе.

Но пока этот собор подготавливался, император Восточной Римской империи, подстегиваемый тяжелой политической ситуацией, собирался лично посетить Европу.

22

Оставив править в свое отсутствие в Константинополе своего сына и престолонаследника Андроника, Иоанн V Палеолог в осенние дни 1369 года отбыл, наконец, в свое неблизкое и ставшее для него роковым путешествие по странам католической Европы. Первая остановка была, как и предполагалось, в независимой Республике Венеция, чей флот тогда господствовал не только в Адриатике — с ним вынуждены были считаться все страны Средиземноморья. Во-первых, Иоанн предполагал и здесь заручиться поддержкой если не военной, то хотя бы материальной. Во-вторых, в Венеции должны были оставаться корабли византийского императора до возвращения его сюда после посещения Европы. Переговоры в Венеции, однако, ни к чему не привели, так как венецианским купцам было известно, что генуэзцы не платят при въезде в Константинополь пошлину и имеют там торговые льготы. А Венеция в тот момент воевала с Генуей. Обещания Иоанна отменить пошлину и для венецианских купцов ничего не изменили, ибо венецианцы, помимо этого, требовали еще и полностью обложить пошлиной генуэзцев. Как ни тяжело было его положение, Иоанн Палеолог, разумеется, на это согласиться не мог.