Пират Ее Величества - Николай Курочкин-Креве Страница 22
Пират Ее Величества - Николай Курочкин-Креве читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
Но именно потому и сложно было обезвредить вождей и руководителей еретиков, что они были популярны. Ну да, лица и имена их известны каждому. Зато нужны они тоже каждому еретику. И поэтому прячут их все, защищают все…
4
Пуритане — крайние течения, из протестантов протестанты, так сказать, — в шестнадцатом веке чаще называли себя «прецизионистами», то есть сторонниками точного и неукоснительного следования Священному Писанию даже в быту. Поэтому они часто обращались к текстам Библии, в них искали ответы на все свои вопросы. Ведь христианин в точном смысле этого слова — он же раб Божий, а не раб церкви! И руководствоваться ему надлежит не поповскими измышлениями, не ими сочиненными «священными преданиями», а исключительно Библией, ибо она есть слово Божие, не искаженное людьми!
В возвращении к истинному, первоначальному смыслу христианства и видели смысл Реформации, предпринятой вождями их предшествовавшего поколения, «прецизионисты».
Но это, конечно, было очень непросто — извлекать злободневный смысл из трехтысячелетней давности текстов. И особенно для людей, которые еще только начали читать свои Библии на своем языке, еще и с самим слогом Писания малознакомых.
Поэтому-то так много в их повседневной жизни значили сведущие люди, которые умели (и смели!) переводить Библию на сегодняшний язык, превращать величественные, медью звучащие словеса в живые, горячие.
А мистер Эдмунд Дрейк как раз и был таким человеком, который мог на любой житейский случай найти в Писании точно его объясняющее место — или, что посложнее будет, найти место вовсе не о том и истолковать его так, что ну точно про твое дело, и все ясно! Так что без этого пастора сотни людей переставали понимать свою религию, теряли веру в правильность и нравственность своих поступков и помыслов и так далее. Поэтому понятно, что паписты в Девоншире считали пастора Дрейка даже не в первом десятке своих врагов, а в первой тройке.
И потому же по самому, всегда находился кто-то, кто извещал пастора об опасности!
Сначала пастор укрылся в Плимуте, в доме давнего Друга и, можно сказать, почитателя, Вильяма Хоукин-за-старшего — многогрешного, но искренне стремящегося к добру не меньше, чем к прибыли, мореплавателя и воина, судовладельца и домовладельца. Хоукинз заработал богатство, связи и почет в морях и в боях. Человек известный — в любой энциклопедии есть о нем статья: «Основоположник систематической работорговли» — «торговли черным деревом», как ее цинично называли на лондонской бирже. Да-да, именно он привез из Африки в Новый Свет первую партию чернокожих невольников на продажу!
Вот в его-то просторном и надежном каменном доме и поселились Дрейки.
НЕПРЕКЛОННЫЙ МАЛЫШ
В Плимуте четырехлетний Фрэнсис впервые увидел море. И сразу же в нем пробудилось желание плавать, видеть этот сине-зеленый простор не с берега…
И малец стал пропадать на берегу и клянчить у рыбаков позволения поплавать на челне, ну хоть немножечко. Рыбаков это потешало: головастый, толстый мальчишка, рыжий и круглолицый, совсем маленький — а плавать ему охота, видите ли!
И ему давали челн, задерживаясь на берегу, чтобы присмотреть за ним, да заодно и развлечься, посмеяться после тяжелого утра, начатого еще до рассвета выходом в море. Но особенно смеяться было и не над чем: малец с пары уроков усвоил навыки гребли, — а силы у него в руках было… ну, как у десятилетнего. И через месяц он если чем и был озабочен в те минуты, что сидел на веслах, то уж не тем, как грести, как лодку развернуть и прочими элементарными вещами, — а заботами вполне взрослыми, почти профессиональными: как не допустить, чтобы при гребке брызги тебя замочили, как лихо развернуться почти на месте, как обхватить веретено весла ручонками так, чтобы мозолей не натереть.
И надобно вам сказать, что малец с лету усваивал все, что до морского дела касается!
В пять лет он уже знал не меньше десятка верных примет порчи погоды и по направлению ветра мог сказать, будет ночью ветер или нет.
От набережной он доплывал до островка Св. Николая, как известно, покровителя моряков. (Согласно житию его, святой угодник Николай, будучи епископом Мир Ликийских, спасал своих прихожан от смерти, в голодный год плавая за хлебом по морю — видимо, в Египет.) Сейчас на этом островке стоит спиной к родине, лицом к Новому Свету, зеленая от морской влаги статуя адмирала Дрейка.
Сэр Фрэнсис изваян во весь рост, в парадной форме, с подзорной трубой в опущенной левой руке — и глядит точно на Панамский перешеек, по азимуту!
В Плимуте Дрейкам было хорошо. Но волнения не утихали, и через два года им пришлось бежать снова, теперь уж вовсе далеко от дома, от родного Девоншира — в Чатам.
Там, в тридцати милях ниже Лондона, близ устья Темзы, все жители твердо стояли за Реформацию. Да иначе и могло ли быть-то? Город — главная военно-морская база Англии — жил не торговлей, как Плимут, а войной с католическими странами. В торговле важно сохранять хорошие отношения и с иноверцами, и с чужеземцами, и хоть с самим Князем Тьмы. А война — совсем иное дело: тут четко видно, кто друг, кто враг, кто союзник, а кто так, никакой, нейтрал.
В Чатаме были большие доки, построенные Генрихом Восьмым (правда, при Эдуарде Шестом и Кровавой Мэри запущенные), флотский арсенал и мануфактура парусной оснастки.
Пузатый весельчак, неуемный гуляка, обжора и пьяница, которого в его королевстве очень мало кто мог бы перепить или обставить в еде, многоженец Генрих Восьмой оставил по себе сложную память. Но основы грядущего могущества Англии были заложены именно при нем. Шесть раз только официально венчавшийся, Генрих был отцом всех троих монархов, при которых протекла жизнь Фрэнсиса Дрейка.
И он, ко всему, положил начало Реформации в Англии. Так что в Чатаме ее было не поколебать! Ведь город процветал от войны, а война с католическим миром обещала быть вечной, как другая война за веру, ведущаяся по крайней мере с Первого крестового похода — то есть с 1096 года.
В Чатаме рыбаков было мало, а выклянчить шлюпку или хотя бы четырехвесельный ялик на королевском корабле шестилетке не удавалось. Даже на час. И пришлось Фрэнсису преодолевать не лобовой ветер, не волны, а грамматику и арифметику. Отец сам занимался с ним. Педагогический прием был один, но действенный: пока намеченный урок не усвоен, обеда не будет, пусть даже все льдом покроется, что мать приготовила!
Вот к чтению Фрэнсиса приохотить не удалось. Что велят — то прочитает, а сверх того — ни строки! Зато с восьми лет Фрэнсис начал учить языки. Латынь, французский, испанский…
Но плавать по морю — то, чего он хотел больше, чем чего бы то ни было другого, — не часто удавалось. Но Фрэнсис уже объявил родителям, что хочет быть моряком! Вот только вырастет, чтобы вровень с другими доставать до рей, до штурвала, тягать концы бегучего такелажа, ну и делать все прочее…
Отец пожал плечами и сказал: «Можешь. Если уж хочешь».
Это он уже давно понял: если Фрэнсис чего захочет — запрещать без толку. Можно переубедить, да и то непросто. А если некогда или устал — лучше уж согласиться с упрямым, пуще взрослого, мальцом и обдумывать, как свести к минимуму грядущий вред от его очередной выдумки.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии