Ударом шпаги - Эндрю Бальфур Страница 22

Прошло немного времени, прежде чем передо мной раскрылась истинная сущность галеры и ее команды — да еще при таких обстоятельствах, что кровь у меня закипела и в душе все перевернулось от негодования и отвращения.

На следующий день погода испортилась, и мы качались на ленивой волне, не двигаясь ни взад ни вперед. Моросил мелкий холодный дождик, и безвольно повисший треугольный парус на кливер-штаге весь промок и потемнел от сырости. Ночью, однако, дождь прекратился, но когда я утром поднялся на бак, то буквально остолбенел от неожиданности: я не мог понять, что случилось с галерой в течение ночи. Реи ее, обычно аккуратно выровненные и закрепленные на топенантах, торчали теперь в разные стороны, и на них болтались жалкие обрывки изодранных в клочья парусов; судно казалось заброшенным, наполовину затонувшим и едва держалось на пологой волне, словно только что перенесло жестокую бурю.

На палубе было не более полудюжины человек команды, но я заметил у каждой мачты деревянные стеллажи с огнестрельным оружием, а возле пушек картузы с порохом и плетеные корзины с ядрами.

У наветренного борта стоял матрос, отчаянно размахивая сигнальными флагами; подойдя к нему, я заметил примерно в миле от нас неказистую двухмачтовую шхуну-барк с измызганными парусами и тупыми обводами, неуклюже переваливавшуюся на волне, направляясь в нашу сторону.

— Что с нами приключилось? — спросил я капитана, следившего в длинную подзорную трубу за приближавшейся шхуной.

— Мы попали в беду, парень, — ответил капитан, — и нуждаемся в помощи. Вон то норвежское судно, надеюсь, нам ее окажет, потому что там, кажется, заметили наши сигналы.

— Значит, мы можем пойти ко дну? — встревожился я.

— Не думаю, друг мой, не думаю, — сказал капитан. — Однако все в руках Божьих! — И он отвернулся, отдавая приказ направить людей к помпам. Когда я увидел мощные струи воды, вырвавшиеся из трюма галеры, я понял, что дела наши плохи, так как в трюме, по всей вероятности, открылась сильная течь. То же самое, очевидно, подумали и норвежцы: они столпились у борта, размахивая руками и указывая в нашу сторону по мере того, как шхуна приближалась к галере.

Пока я стоял в оцепенении, не зная, что предпринять, мимо меня пробежал Саймон, и я спросил его, не грозит ли нам гибель в морской пучине.

— Нам-то — нет, — прошептал он, глядя прямо перед собой, — а вон тем несчастным — несомненно! Все это сплошная уловка, обман! Если хочешь послушать моего совета, спускайся вниз и не высовывай носа на палубу!

Я весь похолодел, услышав его слова, однако не собирался уходить с палубы, поскольку не знал, на чьей стороне истина, и боялся оказаться взаперти, если галера пойдет ко дну. Тем не менее я начинал подозревать, что Саймон говорит правду, и почувствовал сосущую пустоту под ложечкой при мысли о норвежцах.

— Гей-го! — донесся окрик с чужого судна, после чего послышались слова на иностранном языке.

— У нас пробоина ниже ватерлинии! — заорал в ответ чернобородый Хью Дизарт, приложив рупором ладони ко рту. — Не могли бы вы прислать помощь? У нас своих рук не хватает!

Норвежец, окликнувший нас, помахал нам рукой, и вскоре небольшую лодчонку, болтавшуюся на буксире за кормой шхуны, подтянули к ее борту; трое моряков из команды норвежского судна спрыгнули в нее и на веслах направились к нам, в то время как шхуна, сманеврировав топселем, легла в дрейф, плавно покачиваясь на волне. Ее черный силуэт четко вырисовывался на фоне раннего утреннего солнца, высвечивавшего каждую ее деталь — от квадратной кормы до приземистых мачт, и теперь она больше не казалась мне такой уродливой и неуклюжей.

Когда я обернулся, оторвавшись от разглядывания шхуны, я сразу понял, что Саймон действительно говорил правду, ибо половина команды галеры лежала, укрывшись за скамьями на шкафуте, а оружие и мушкеты возле мачт исчезли со стеллажей. Заметив это, я готов был уже окликнуть людей в лодке, пытаясь предупредить их, но тут к моему виску прижался холодный предмет, и я, покосившись, увидел рядом с собой толстого Фила Бартлоу, державшего в руке пистолет, направленный мне в голову.

— Спокойно, мой юный петушок, — насмешливо пропищал он. — Это не займет много времени, зато укрепит твой желудок так же, как и у меня. Полюбуйся лучше, какую плавную параболу описывает вон та лодка на волне!

Я ничего не ответил и молча продолжал наблюдать за приближавшимися норвежцами.

Когда лодка подошла к борту, матрос, размахивавший сигнальными флажками, бросил вниз короткий канат с навязанными по всей его длине узлами, и двое норвежцев один за другим принялись карабкаться по нему и перелезли через бульварк. Не успел первый спрыгнуть на палубу, как жесткая ладонь закрыла ему рот и он был сбит с ног так ловко и бесшумно, что второй даже не понял, в чем дело, пока сам не растянулся рядом с первым. Третий оставался в лодке, придерживаясь багром за обшивку галеры, пока шесть или семь «веселых ребят» из нашей команды не набросились на него и не подняли на борт, после чего новый экипаж лодки, не мешкая, приналег на весла и направился к шхуне, команда которой слишком поздно начала понимать, в какую ловушку они угодили.