Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона - Томас Майн Рид Страница 22

«Он не идет, не хочет прийти! Значит, эти взгляды, которые я столько раз ловила на себе, – все это мне просто казалось. Нет, я просто сошла с ума! Как я могла так забыться? Что он теперь подумает обо мне? Нет, правда, что он может подумать? Он поднял мою перчатку. Что ж, может быть, это было любопытство или так просто – фантазия. Поднял, а потом тут же и бросил. Ведь теперь-то я вижу, что он не хочет прийти, иначе он уже был бы здесь. Уолтер обещал познакомить его со мной. Но его это не прельстило. Он знает, что он мог бы познакомиться со мной и сам. Разве я не дала ему это понять? Ах, какое унижение!»

Несмотря на все эти мучительные размышления, Марион старалась казаться веселой. Но ей это плохо удавалось. Кое-кто из стоявших рядом с ней уже заметил ее блуждающий взгляд, ее печально поникшее чело; дамы, завидовавшие ее красоте, поглядывали на нее с любопытством; а среди кавалеров, обступивших ее тесной толпой, не было ни одного, кто не ловил бы улыбки этих прелестных надменных уст и с радостью не пожертвовал бы ради нее и подаренным на память локоном шелковистых волос, и любым сувениром, который он когда-то так вероломно клялся носить вечно.

Но из всех окружавших Марион только одна дружеская душа догадывалась о причине ее грусти. И то только догадывалась. Одна только ее кузина подозревала, что сердце Марион стремится к кому-то так же, как и ее взоры. Как удивились бы, как всполошились бы все в этом кружке, если бы узнали об этом! Марион Уэд была уже вполне взрослой. Ее руки добивались многие, многие влюблялись в нее без памяти. Юноши из знатных семей, титулованные вельможи в расцвете лет рады были сложить к ее ногам богатство, титулы, роскошные владения и замки, но все они были отвергнуты. И Марион не гордилась этими победами, ей чуждо было пустое тщеславие светской кокетки; она поступала, как настоящая, достойная уважения женщина, которая отдает свою руку и сердце только тому, кто завоюет ее.

Среди претендентов на ее руку не было ни одного, кто мог бы похвастаться такой победой. Случалось, кто-нибудь пытался пустить какие-то слухи, но они тут же и пресекались, ибо никто им не верил. Для человека, который мог бы одержать такую победу, это был бы такой триумф, что о нем, конечно, стало бы известно всем.

И, однако, победа была одержана, и никто об этом не знал. Одна только кузина Лора Лавлейс подозревала кое-что. Лора давно уже удивлялась одиноким верховым прогулкам кузины; сколько раз она предлагала ей поехать вдвоем, но Марион всегда отказывалась и уезжала одна. А когда сэр Мармадьюк запретил эти прогулки, Лора видела, что Марион волнуется и не находит себе места. Были кое-какие и другие загадочные обстоятельства, наводящие на размышления: пропажа перчатки, рука, разодранная до крови, беспокойное метание во сне, необычная задумчивость днем. Как же могла Лора не заметить всех этих красноречивых признаков!

Лора и сама была влюблена: она умела разбираться в этих признаках. Неудивительно, что у нее возникли подозрения: а не влюбилась ли ее кузина так же, как она сама? Она даже почти не сомневалась, что сердце Марион похищено кем-то: но кем, как и когда это случилось – для нее оставалось тайной, так же как и для всех в этой толпе.

– Марион! – шепотом окликнула она и, подвинувшись к своей кузине, наклонилась к самому ее уху, чтобы никто не слышал: – Почему ты такая невеселая?

– Вот глупышка! Что это ты выдумала?

– Разве я могу этого не заметить? У тебя такой вид...

– Какой у меня вид, Лора?

– Не сердись на меня, милочка Марион. Просто я боюсь – на тебя обращают внимание. Вон Уинифрид Уайленд уже поглядывает в твою сторону, а еще эта противная Дороти Дэйрелл – она так просто глаз с тебя не сводит! Прошу тебя, сестричка, постарайся принять другой вид, чтобы у них не было повода для всяких пересудов; ведь ты сама знаешь, что для Дороти Дэйрелл нет большего удовольствия, чем посплетничать.

– Другой вид? Но какой же у меня вид, скажи, пожалуйста!

– Ах, Марион, зачем я буду тебе говорить! Ты сама знаешь, что ты чувствуешь, и вот это-то и написано на твоем лице.

– Скажите, какая проницательность! Но все-таки объясни мне, что ты хочешь этим сказать. Что такое написано на моем лице? Ну, говори же!

– Ты хочешь, чтобы я была откровенна, Марион?

– Ну да, конечно!

В голосе Марион слышалось такое нетерпение, что Лора решилась высказать ей все, что она думает.

– Ты влюблена, Марион, – чуть слышно прошептала она, приложив губы к ее уху.

– Какой вздор! И как это тебе могло прийти в голову, Лора!

– Нет, не вздор, Марион. Я вижу это по твоему лицу. Я не знаю, кто пленил твое сердце, дорогая сестричка, я знаю только, что его здесь нет. Ты ждала его, а он не пришел. Что, неправда?

– Ах, Лора, ты или страшная обманщица, или хитрая маленькая колдунья! Ну-ка, скажи, кем я должна тебя считать?

– Я не обманщица, Марион, и ты знаешь это. И мне незачем прибегать ни к какому колдовству, чтобы узнать твой секрет. Но я прошу тебя, постарайся вести себя так, чтобы его не открыли другие... Ведь ты знаешь, сестричка...

– Можешь не оправдываться в своих подозрениях! – перебила ее Марион. – И чтобы они тебя больше не мучили, я скажу тебе прямо: это правда. Зачем мне стараться скрывать это от тебя, когда ты все равно узнаешь об этом рано или поздно! Да, я влюблена. И ты верно сказала: я люблю человека, которого здесь сегодня нет. Почему я должна стыдиться и скрывать это от тебя? Ах, если бы я только могла быть уверена, что он любит меня так же, как я люблю его! Мне было бы все равно – пусть об этом знают все на свете! Какое мне дело до Уинифрид Уайленд или Дороти Дэйрелл! Пусть себе говорят...

И как раз в эту минуту рядом с ними раздался голос Дороти Дэйрелл и ее громкий смех, к которому присоединились все остальные. В этом не было ничего удивительного, так как Дороти привыкла задавать тон в компании; она была остра на язык, и ее шутки обычно вызывали смех. Возможно, кузины, увлеченные своим разговором, и не обратили бы внимания на ее речи, если бы вслед за этим не было произнесено одно имя, которое так много значило для Марион Уэд.

Уолтер только что закончил рассказ о своем дорожном приключении.

– А что же этот удивительный кавалер, который так отделал наглеца капитана и напугал свирепого разбойника? – спросила Дороти. – Он вам открыл свое имя, мистер Уэд?

– Да, – отвечал Уолтер. – Он назвался Генри Голтспер.

– Генри Голтспер!.. Генри Голтспер! – подхватили голоса, как если бы это имя было знакомо всем и с ним связывалось нечто особенное.

– Тот самый, что всегда ездит на вороном коне, – пояснил кто-то. – Его здесь зовут Черный Всадник. Он совсем недавно появился в наших краях. Живет в старом доме у Каменной Балки. Никто его здесь не знает.

– И, однако, все говорят о нем. Загадочная личность! Быть может, это какой-нибудь трубадур из восточных стран? – сказала Уинифрид Уайленд.