Империя полураспада - Александр Холин Страница 20

По примеру мандалы существует внешний мир: алчущие золотодобытчики и кладоискатели рвутся всеми возможными способами в цитадель, где сокрыты баснословные сокровища, совсем не представляя – как выглядят эти богатства. Очень мало людей понимает, что, утащив золото из мандалы, они погибнут, потому что микромир не способен существовать без макромира и наоборот.

Погибнет и похищенное ими сокровище. Навсегда. Только неразрушенная внутренняя и внешняя стена крепости составляют единое целое. Это далеко не кусок мяса здесь и сейчас для любого, но всё – для двоих вместе, то есть микромира и макромира внутреннего состояния людей.

Это путь развития всех, кто хочет и может пройти по спирали от одной стены к другой. Только пройдя этот путь, человек начинает понимать всю мелочность, глупость и безысходность драк за вожделенный кусок золота. Первыми структуру царства поняли египтяне. Но дельта Нила была оккупационной зоной выходцев из Атлантиды, а потомки руссов жили выше по течению вплоть до самого экватора. Затем структуру царства Десяти Городов подхватили жители Олесья,^[7] а за ними греки и примерно такую же государственную основу ввели у себя. Все короли, а со временем и президенты других стран удивлялись и удивляются до сих пор: откуда же у греков такая необыкновенная система государственного строя? Просто они позаимствовали основу здесь.

Но самое главное это то, что греки первые обратили внимание на заглавную роль женщины в этом мире. Нормальная женщина никогда не отказывается от сотрудничества с мужчиной. Женское начало нельзя загонять в угол, или давать полную волю без мужского. Я доходчиво объясняю?

– Да, – кивнул Знатнов. – Любая женщина, частица микромира, в первую очередь захочет кусок того самого мяса, даже не для себя, а для своего ребёнка. Поди, докажи, что ты мыслишь макроидеями, что настоящему мужчине так-де положено. Она сразу же тебя пошлёт к этим идеям вместе с мужским восприятием окружающего. И останется человек в космическом макромире, но без сермяжного микромира и даже без куска золота.

– Как раз в этом состоит суть человека, – астроархеолог в возбуждении снова воздел указательный палец к небу. – Ты тоже не случайно здесь оказался, ведь знаешь же, что ничего случайного в этом мире не бывает. И Аркаим, существующий за три, даже за пять тысяч лет до Рождества Христова, как пригоризонтальная обсерватория, тоже не случаен. Известно, что здесь родился Заратустра. А завтра к нам в гости Смарагд пожалует. Тоже не случайно, между прочим. Он желает с тобой познакомиться.

– Смарагд… это имя или как?

– Или как, – усмехнулся Быструшкин. – Смарагд – это настоящее имя старца, в переводе означает изумруд. Но я окрестил его Смарагдом Яхонтовичем. Видишь, словоблудию все подвержены, не только избранные.

– Вы причисляете меня к избранным? – осторожно спросил Знатнов.

– Конечно! Если тебе самому это ещё неизвестно, то скоро узнаешь. Будет день – будет пища. А сейчас пошли-ка спать… избранный.

На том и разошлись. Вернее, отправился спать только Александр Викторович, хотя ему не очень-то и хотелось. Скорее всего, Быструшкину, видимо, не терпелось побыть одному, поразмыслить, и мешать учёному не следовало. Тем более, звёздное небо даже в нескольких шагах от костра удивляло своей чёрной бездонностью. Где-то посредине меж землёй и бесконечностью кучковались звёзды то собираясь в хороводы, то разбегаясь по заоблачным кустам, разросшимся на обочинах Млечного пути.

И под этим огромным чёрным опрокинутым блюдом в середине другого блюда на островке, опоясанном двумя рукавами Сынташты, высился тёмный холм Аркаима. Хотя нет, не такой он был тёмный даже в непроглядной ночи.

В цитадели перед её основным зданием недавно удалось освободить от земли настоящую каменную пирамиду. Конечно же, не такую величественную, как любая египетская, но аналогичной конструкции, лишь облицованную снаружи белой керамической плиткой. Мало того, сибирская пирамида была увенчана бронзовым крестом Константина на маковке: буквы «Х» и «Р» пересекались на вершине, озадачивая зрителя, потому что в этих местах знак появился намного раньше, чем его увидел император Константин в небе над Римом. Это Знатнов вблизи ещё не видел, хотя Быструшкин успел с ним поделиться своими впечатлениями. Явление удивительное, но существующее.

Самое загадочное, откуда здесь взялся крест, да к тому же Константинов, когда ещё не был воплощён Сын Человеческий? При императоре Константине произошло обращение в христианство, но всё это было позднее, после распятия, после Воскресения Сына Человеческого. А здесь и пирамида… и крест… за много тысяч лет до рождения младенца в Вифлееме!

Кольца времени часто выбрасывают под ноги человеку такое, от чего голова идёт кругом. Даже здесь, в Сибири, вдруг всплывают из небытия поразительные вещи, о чём человек начинает размышлять. Ведь до поры не давался в руки человеку Аркаим, как Алатырь-камень, как гора Куньмунь не давалась китайцам. Но когда открылась гора где-то в Гималаях, то оказалось, что через неё можно проникнуть в другие миры. Вот только не каждый может взойти не неё. Как знать, может, и Аркаим таков?..

Утро не принесло никакой ясности. Впрочем, всё было как всегда: речка Сынташта катила спокойные воды к Аркаимскому кургану, омывая его с двух сторон; по сопкам, окружающим долину, разлились солнечные лучи показавшегося из-за горизонта солнца; где-то в несусветной высоте кувыркался жаворонок, а у костра по-прежнему сидел Быструшкин вместе с каким-то примостившимся рядом мужчиной.

– Ну, вот. Лёгок на помине, – приветствовал он проснувшегося Знатнова.

Александр Викторович молча подсел на валявшееся у костра полено.

Астроархеолог, выглядел ничуть не хуже вчерашнего. И нельзя было понять, спал он или так и просидел всю ночь. Наверное, выражение лица Знатнова было весьма красноречивым, во всяком случае, Быструшкин удовлетворённо ухмыльнулся, ему нравилось удивлять и поражать коллег.

– Ты, москвич, точно не проспался, – Константин Константинович хлопнул Знатнова широкой ладонью по спине. – Это же наш новый гость Смарагд Яхонтович. Мы же с тобой недавно о нём вспоминали. Иль, забыл?

Он показал на сидящего рядом мужчину, которого ни в бригаде археологов, ни среди местных жителей, заглядывающих сюда, раньше не было. Но по утрам у литературоведов, скорее всего, плоховато с логистикой, поэтому астроархеолог так и не дождался ответа.

– Я вечером тебе говорил, что к нам должен заглянуть старовер Смарагд. Говорил? Ну, слава Богу, – Быструшкин снял с себя солдатскую панаму и принялся обмахиваться ею, как веером. При этом копна густых с проседью волос, освободившись от панамы, рухнула ему на плечи. – Ага, понял всё-таки, – кивнул Константин Константинович. – Ты нас, наверно, за близнецов принял, поскольку у него такая же нестриженая грива с элегантной проседью. Ведь так? Так. А ты спросонья вовсе не обратил внимания на то, что человек, сидящий возле костра, в подряснике. Не обратил? Не обратил.