Форт Росс - Дмитрий Полетаев Страница 2

— Так ведь Державин просил…

— Ах да, про секретаря своего, Резанова! Мне еще Платоша про него что-то сказывал. Напомни, друг мой, в чем там дело-то, вкратце только…

— А дело в том, матушка, что Резанов этот, Николай Петрович, секретарь канцелярии вашего величества, коей управляет упомянутый вами Гаврила Романович Державин…

— Я сама знаю, что Державин моей канцелярией ведает, ты давай дело говори, не умничай! — раздраженно прервала императрица.

— Так вот я и говорю, — невозмутимо продолжал Безбородко, — что Резанов Николай Петрович прожект имеет вашему величеству представить. Относительно земель наших американских.

— Наших! — фыркнула Екатерина. — Слыхали бы тебя сейчас твои друзья англичане!

— Друзья они не мои, а его сиятельства графа Панина, и ваше величество об этом хорошо осведомлено, — парировал Безбородко, — а вот что касается меня, то я бы любой прожект, заботящийся о наших землях в Америках, поддержал, хотя бы для того только, чтобы спесь с Лондона сбить. А то, прости господи, по нужде в мире нонча не сходишь, на лондонцев не напоровшись, как на крапиву!

— Ты, Александр Андреич, про нужду-то оставь, пока из-за стола не вышли! А что касается англичан, то с ними ссориться нам сейчас не резон! И тут чертов Панин прав! Хотя… я слышала, посол лондонский ему на днях карету подарил, всю в золоте… За какие такие заслуги, хотелось бы знать!

— Заслуг у него перед Европой, как у главы Коллегии иностранных дел вашего величества, более чем достаточно. Не перечесть! Вот только где заслуги перед Россией? Где радение об интересах наших? То Пруссия, то теперь вот Англицкое королевство! Ей-богу, ваше величество, золотую карету просто так не презентуют!

— Во-первых, официально Коллегию иностранных дел возглавляешь ты! — холодно возразила Екатерина. — Во-вторых, не одного его иностранные послы одаривают, возьми хоть Голицына, да и мы так же поступаем с теми, от кого для нас польза может заиметься! Этот-то хоть на виду, и люблю я его, паскудника, не меньше твоего! Ну а в-третьих, настроение твое мне не нравится! Повторяю, не стала бы я сейчас на рожон с британцами лезть!

Императрица медленно поднялась. Грузной походкой прошла к окну. Вечерело. Свинцовая туча нависла над Санкт-Петербургом, обещая еще подвалить снегу. У дворца шла смена караула. Екатерина засмотрелась на статных гвардейцев. Вздохнула. Как ни странно, эмоциональный всплеск пошел на пользу. Царице стало лучше. Безбородко, прекрасно зная нрав хозяйки, молчал.

— Ну ладно, так что там Резанов?

— Может, вашему величеству будет угодно его самого выслушать? — вкрадчиво спросил Безбородко.

— Так он что, здесь, что ли?

— В приемной вашего величества изволит дожидаться, — смиренно произнес министр.

— Так проси! Чего ж ты человека ждать заставляешь!

Несмотря на абсолютную власть, коей наделила ее судьба, Екатерина никогда ею не кичилась. Со времен своей юности, когда она, бедная принцесса ничтожного германского княжества, предстала перед Елизаветой с одной ночной сорочкой в качестве приданого, — с тех самых пор поклялась Екатерина, что никогда не оскорбит благосклонное к ней Провидение ни каплей спеси. Не терпела ее и в других. Пожалуй, это единственное, что раздражало ее в России, которую она, в общем, полюбила всей душой. Спесь здесь была, наверное, одной из главных черт национального характера. «Взять того же Безбородко, — думала императрица, — давно ли в холопах ходил у Румянцева, а сейчас гляди-ка, как перья распушил! Да этот-то еще ладно — талантище, самородок! А другие — чуть из грязи рыло подымут, чуть копейка в портах заведется, так сразу раздуются, точно индюки, и глазки от бывшего сотоварища воротят! Не замечают уже человечишку — не ровня! Тьфу ты, пакость!»

Отворившиеся двери прервали размышления императрицы. Перед Екатериной склонился в галантном поклоне молодой человек лет двадцати восьми. Тонкие черты лица, прямой европейский нос. Из-под длинных ресниц на царицу глядели умные голубые глаза. Глядели без подобострастия, а лишь с должным почтением. Безукоризненно пошитый голубой с серебром камзол, белый галстук; в меру припудренный парик с черной бархатной лентой тонко гармонировал с внешностью вошедшего. Екатерина невольно залюбовалась. «Эх, кабы годков так десять назад! — быстро окинув плотоядным взглядом статную фигуру молодого человека, со знанием дела подумала императрица. — Как все-таки коротка и быстротечна жизнь!»

Наконец Екатерина отвела глаза от стройных, обтянутых в лосины ног Резанова, и встретила взгляд молодого человека. Пухлая рука в бриллиантовых перстнях подала знак приблизиться. Резанов сделал еще несколько шагов и вновь остановился в почтительном поклоне, адресованном в первую очередь императрице, но каким-то немыслимым манером захватывающем также и Безбородко. Граф, склонившись к плечу царицы, уважительно произнес:

— Николай Петрович Резанов, секретарь канцелярии вашего величества!

— Да-да, как же, наслышана. Гаврила Романович вас хвалит, да и Платон Александрович много говорил о вас лестного.

— Премного благодарен, ваше величество! Изо всех сил стараюсь быть полезен, по мере скромных способностей моих, Отечеству нашему!

— Ну-ну, не скромничайте. Знаем, что отличаетесь вы воспитанием благородным и изрядным образованием! Напомните, откуда к нам направлены были?

— Из канцелярии вице-президента Адмиралтейств-коллегии, графа Чернышова, переведен был в имперскую канцелярию вашего величества на должность секретаря. А до этого имел честь служить в лейб-гвардии Измайловском полку.

— Так-так, ну так в чем же дело ваше?

— По правде сказать, дело это вовсе не мое, а небезызвестного вам сибирского купца Григория Ивановича Шелихова…

— Что, опять про присоединение к империи вновь открытых земель в Америке? — нахмурилась Екатерина.

— Никак нет, ваше величество. На этот раз гораздо умнее. Господин Шелихов предлагает создать коммерческое предприятие и наделить его правом открывать и возделывать на пользу всея империи не занятые испанцами и англичанами американские земли, по примеру Ост-Индской компании. Таким образом вновь открытые земли будут внешне принадлежать не Российской империи, а частной российской промысловой компании. И в Европе не будет повода смотреть на нас косо.

— Хм… — продолжала хмуриться Екатерина. — И что же хочет взамен этот ваш Колумб российский? — Вполоборота она повернулась к Безбородко, как бы вовлекая и его в беседу.

— Монополию, ваше величество.

В зале воцарилась тишина. Императрица встала и вновь прошла к окну — неторопливо, выдерживая паузу. Наконец, обернувшись к Резанову и Безбородко, произнесла ледяным тоном:

— А понимает ли купец ваш, что просит?

Одной из первых экономических акций молодой императрицы, которая благодаря перевороту только что вступила на престол, была отмена монопольного права торговли на соль, принадлежавшего тогда Шувалову. Ох и нелегко далась ей тогда эта победа. Но выгоды она принесла ощутимые — и сразу же. Цены на соль снизились, народное недовольство поутихло, и юная вседержительница российская, получив первую одобрительную оценку в народе, стала наконец относительно спокойно спать. С тех пор слово «монополия» при дворе было запрещено. Безбородко историю эту хорошо знал; разумеется, знал ее и Резанов.