Хроника капитана Блада - Рафаэль Сабатини Страница 2

Шёл слух, что Питер Блад хочет вернуться к профессии врача ипотому решил вместе с большинством своих сподвижников при первой возможностиотвести корабль обратно в Европу. Лишь кое-кто из самых отчаянных головорезов,неразлучных с морем, выразили желание остаться здесь и примкнуть к «береговомубратству».

Вот что услышал Истерлинг на рыночной площади, позади мола,пока его острый взгляд продолжал рассматривать и изучать большой красныйкорабль.

Будь у него такой корабль, каких бы дел мог он натворить!Перед глазами Истерлинга поплыли видения. Слава Генри Моргана, под командойкоторого он когда-то плавал и который посвятил его в науку пиратства, померклабы перед его славой! Несчастные беглые каторжники, надо полагать, будут толькорады продать ему этот корабль, уже сослуживший им свою службу, и, верно, незаломят за него слишком высокой цены. Хватит с них и груза какао, спрятанного втрюме «Бонавентуры».

Капитан Истерлинг погладил свою чёрную курчавую бороду иулыбнулся. У него-то сразу хватило смекалки сообразить, какие возможноститаятся в этом корабле, который уже месяц, как стоит здесь на причале у всех навиду. Так, значит, ему и поживиться, раз он оказался умнее всех.

И он побрёл через весь город мимо невзрачных домишек, по запорошённойкоралловой пылью дороге — такой ослепительно-белой под ярким солнцем, что глазчеловека невольно старался отдохнуть на пятнах тени, ложившихся на дорогу отросших по сторонам её чахлых пальм.

Он так спешил к своей цели, что прошёл мимо таверны «Уфранцузского короля», не обратив внимания на тех, кто окликал его с порога, ине зашёл выпить стакан вина с весёлой и шумной пиратской братией, разодетойпричудливо и пёстро. Дело влекло его в этот утренний час к господину д'Ожерону,почтенному, любезному губернатору Тортуги, представлявшему в своём лице ифранцузскую Вест-Индскую компанию, и тем самым как бы и саму Францию и сдостоинством высокого сановника обделывавшему дела сомнительной честности, нонесомненной прибыточности для компании.

В красивом белом доме с зелёными ставнями, уютно укрывшемсясреди ароматных перечных деревьев и душистых кустарников, губернатор —худощавый, элегантно одетый француз, принёсший в дикие просторы Тортуги отзвукнепринуждённой галантности Версаля, — оказал капитану Истерлингуцеремонно-дружелюбный приём.

Шагнув из слепящей белизны улицы в прохладу просторнойкомнаты, куда свет проникал лишь сквозь узкие щели между планками закрытыхставен, капитан Истерлинг в первое мгновение погрузился, как ему показалось, вкромешную тьму, и лишь постепенно глаза его освоились с полумраком.

Губернатор предложил ему сесть и приготовился его выслушать.

Что касалось груза какао, то этот вопрос не встретил никакихзатруднений. Господина д'Ожерона ни в коей мере не интересовало, откуда взялсяэтот груз. Впрочем, он не питал на этот счёт никаких иллюзий, что явствовало изцены, за которую он готов был этот груз приобрести. Он предложил примернополовину нормальной рыночной стоимости. Губернатор д'Ожерон весьмадобросовестно соблюдал интересы французской Вест-Индской компании.

Истерлинг сделал безуспешную попытку поторговаться, поворчалнемного, уступил и перешёл к главному вопросу. Он заявил о своём желанииприобрести испанское судно, стоящее в гавани на якоре. Не согласится лигосподин д'Ожерон купить это судно от его имени у беглых каторжников, которые,как известно, сейчас им владеют?

Господин д'Ожерон ответил не сразу.

— Но быть может, — сказал он, подумав, — они не захотят егопродать.

— Не захотят продать? Помилуй бог, зачем этим несчастнымоборванцам такой корабль?

— Я лишь высказываю предположение, что и такая возможностьне исключена, — заметил д'Ожерон. — Зайдите ко мне сегодня вечером, и я дам вамответ.

Капитан Истерлинг повторил свой визит, как ему былопредложено, и застал д'Ожерона не одного. Когда губернатор встал, приветствуясвоего гостя, следом за ним поднялся высокий худощавый мужчина лет тридцати снебольшим; на смуглом, как у цыгана, гладко выбритом лице его невольноприковывали к себе внимание синие глаза, смотревшие твёрдо и проницательно.Если господин д'Ожерон манерами и платьем заставлял вспомнить Версаль, то егогость невольно приводил на память Аламеду [2]. На нём был дорогой чёрный костюмиспанского покроя, украшенный серебряной пеной пышных кружевных манжет и жабо,и чёрный парик с локонами до плеч.

Господин д'Ожерон представил незнакомца:

— Вот, капитан, это мистер Питер Блад — он сам ответит наваш вопрос.

Истерлинг был сильно обескуражен — так не вязалась внешностьэтого человека с тем обликом, который он заранее себе нарисовал. Капитанподумал было, что все эти красивые испанские одежды украдены, надо полагать, у бывшегокомандира «Синко Льягас», но тут этот необыкновенный беглый каторжник отвесилему поклон с изысканной грацией придворного. Однако капитан Истерлинг припомнилещё кое-что.

— Ага! Как же, знаю, вы — доктор! — сказал он и рассмеялся,несколько не к месту.

Питер Блад заговорил. У него был красивый голос; чутьметаллические нотки его смягчались ирландским акцентом. Однако его слова лишьпробудили нетерпеливое раздражение капитана Истерлинга — оказывается, продажа«Синко Льягас» не входила в намерения мистера Блада.

Пират принял угрожающую позу: он стоял перед элегантнымПитером Бладом — огромный, волосатый, свирепый, в грубой рубахе и кожаныхштанах, в жёлто-красном цветастом платке, стянутом узлом на коротко остриженнойголове. Вызывающим тоном он потребовал у Блада объяснений; по какой причинехочет он удержать в своих руках корабль, который совершенно не нужен ни ему, нидругим беглым каторжникам, его дружкам.

Ответ Питера Блада прозвучал вежливо и мягко, что лишьусилило презрительное отношение к нему Истерлинга. Мистер Блад готов былзаверить капитана Истерлинга, что его предположение несколько ошибочно. Вполневозможно, что беглецы с Барбадоса захотят использовать это судно, чтобывернуться на нём в Европу — во Францию или в Голландию.

— Быть может, мы не совсем те, за кого вы нас принимаете,капитан. Один из моих товарищей — опытный шкипер, а трое других несли различнуюслужбу в английском королевском флоте.

— Ба! — Вся мера презрения Истерлинга выразилась в этомгромогласном восклицании. — Вы что, спятили? Это опасная штука — плавать поморю, приятель. А если вас схватят? Такое ведь тоже может случиться! Что выбудете тогда делать с вашей жалкой командой? Об этом вы подумали?

Но Питер Блад был всё так же спокоен и невозмутим.