Людовик XV и его эпоха - Александр Дюма Страница 2

– Ах, герцог, вы знаете… Король отравлен!

– Молчите, пожалуйста, сударыня, – отвечал ей Сен-Симон.

– Говорю вам, что он отравлен!.. – повторила она. Сен-Симон подошел к ней и сказал:

– Ведь это ужасно, что вы говорите! Пожалуйста, замолчите.

Госпожа де ла Ферте замолчала, но, может быть, только потому, что герцог Сен-Симон, подойдя к ней, тем самым дал ей заметить герцога Орлеанского.

Что касается последнего, то он ограничился только пожатием плеч при таких словах госпожи де ла Ферте и обменялся взглядами с Сен-Симоном и Бульдюком.

На третий день королю сделалось еще хуже, и доктора начинали уже сомневаться в благополучном исходе болезни. Гельвециус, младший из всех докторов, сделавшийся впоследствии медиком королевы и отцом известнейшего Гельвециуса, предложил пустить королю из ноги кровь. Все доктора восстали против этого, и Марешаль, придворный хирург, объявил, что если бы во всей Франции нашелся только один ланцет, то он и его бы сломал, лишь бы только не открыть кровь его величеству.

Регент, герцог Бурбонский, Вильруа, герцогиня Вантадур и герцогиня де ла Ферте, та самая, о которой мы сейчас говорили, присутствовавшие на этой консультации, пребывали в отчаянии, ибо не видели единогласия между теми лицами, в руках которых находилась жизнь короля.

По приказанию регента послали за городскими докторами: это были господа Дюмолен, Сильва, Камилль и Фальконе.

Означенные доктора явились и после всех споров и разногласий согласились с мнением Гельвециуса, хотя придворные доктора против этого и восставали.

– Господа, – сказал тогда Гельвециус, видя, что нет другого средства заставить окружавших его консультантов согласиться с его мнением, – отвечаете ли вы вашей головой за жизнь короля, если ему не будет пущена кровь?

– Нет, – отвечали доктора, – мы не берем на себя такой ответственности.

– А я, – продолжал Гельвециус, – так отвечаю головой за жизнь короля, если только ему будет сделано кровопускание.

Молодой доктор говорил с такой твердостью и самоуверенностью, что регент, подойдя к нему, сказал:

– Принимайтесь за дело, господин Гельвециус.

Прочие доктора удалились. Гельвециус, оставшись один, сделал королю кровопускание.

Через час, и даже немного менее того, жар у короля значительно уменьшился. К вечеру всякая опасность исчезла, и на другой день король, встав с постели, был уже здоров.

Париж, впавший во время болезни короля в глубокую печаль и уныние, разразился песнями и праздниками при известии о его выздоровлении. Во всех парижских церквах служили молебны, и король, чудом спасенный от смерти, ездил в собор Парижской Богоматери и церковь св. Женевьевы благодарить Бога за свое выздоровление.

Между тем наступал день св. Людовика.

В продолжение нескольких лет – и этот обычай сохранился даже и до наших времен – в день св. Людовика давался в Тюильрийском саду концерт. На этот раз концерт превратился в шумный праздник.

Маршал Вильруа, кричавший сильнее прочих, что король отравлен, изумлялся при виде такого множества народа, собравшегося посмотреть на короля, который беспрестанно прятался и которого Вильруа брал за руку и удерживал при себе, дабы показать его всему народу. Наконец, видя, что как Тюильрийский сад, так и площадь Каруселей наполнены народом и крыши домов усеяны любопытными, он вывел короля на балкон. Тотчас эта бесчисленная масса народа, желая единодушно выразить свою радость, закричала: «Да здравствует король!» Восклицание это передалось на улицы и площади и слилось в общий крик.

– Ваше величество, – сказал тогда Вильруа Людовику XV, – вы видите это стечение, эту толпу, этот народ? Все это принадлежит вам, все это ваше, вы всего этого начальник… Вы можете с этим народом делать, что вам угодно… Он в руках ваших!

К несчастью, эти слова слишком глубоко врезались в память юного монарха! Из этого народа, который в 1721 году кричал с такой единодушной восторженностью: «Да здравствует король!», он сделал народ, который впоследствии, спустя семьдесят два года, кричал: «Vive la guillotine!»

В том же 1721 году Молеврие был послан, по приказанию его высочества регента герцога Орлеанского, в Мадрид для поднесения голубой орденской ленты последнему родившемуся инфанту Испании и для переговоров о браке короля Людовика XV с инфантой и принца Астурийского с принцессой Монпансье.

14 сентября все было решено. От короля Филиппа V прислано было королю Людовику XV письмо, в котором его католическое величество объявлял, что он не только согласен на этот брак, но даже принимает его с большой радостью.

Оставалось только объявить об успехе этих переговоров самому Людовику XV, которому ничего не было еще об этом говорено.

В это время Людовику было одиннадцать лет, а инфанте три года.

Регент назначил день для собрания правительственного Совета. В этом Совете, в присутствии всех высших должностных лиц королевства, Людовику XV должно было быть объявлено об успехе переговоров с Испанским двором и вручено письмо от короля Филиппа V. Но прежде всего надобно было суметь восстать против Вильруа, который, как заклятый враг регента, употребил бы все свое старание, чтобы отклонить короля от предлагаемого ему брака с инфантой. Поэтому регент приискал себе двух помощников: одного он нашел в герцоге Бурбонском, главном блюстителе за воспитанием короля; другого – в Фрежюсе, наставнике короля. Герцог одобрил этот брачный союз и обещал даже в том содействовать по мере возможности регенту. Епископ Фрежюс смотрел на это с холодностью и не во всем соглашался с мнением герцога. Он находил к этому препятствие в летах инфанты, хотя и не был того мнения, чтобы король не согласился на этот брачный союз; обещал регенту быть во дворце в тот день, когда королю будут делать предложение, и объявил, что он, со своей стороны, употребит все старания, чтобы склонить короля к браку, заблаговременно для него устраиваемому регентом.

На другой день после переговоров с этими двумя лицами герцог Орлеанский в условленный час представился к королю. Когда он входил в переднюю, то первым делом его было узнать – у короля ли Фрежюс.

Вопреки своему обещанию, Фрежюс не являлся еще к своему царственному питомцу. Регент послал его искать, решившись не входить к королю, пока не будет при нем находиться его наставник. Через несколько минут явился и Фрежюс, с видом человека, который, ошибшись во времени, старается загладить чем-нибудь свою вину. Регент вошел тотчас вместе с ним к королю, у которого находились уже герцог Бурбонский, маршал Вильруа и кардинал Дюбуа.

Тогда регент тоном самым почтительным и приветливым объявил королю великую для него новость, выставляя на вид все выгоды такого брака и упрашивая его величество дать на это свое согласие. Король, удивленный таким предложением, не отвечал ни слова; через несколько минут у короля показались на глазах слезы. Регент выразительно взглянул на епископа, ибо знал, что весь успех дела может зависеть только от него одного. Епископ сдержал свое слово: после увещаний регента он начал разъяснять королю всю важность и необходимость заключения этого брачного союза, переговоры о котором ведутся от имени самого короля. Маршал Вильруа прервал речь Фрежюса и также начал, со своей стороны, уговаривать короля не отказать в делаемом ему предложении, прибавив: