Совесть королям - Мартин Стивен Страница 19

— Вам, должно быть, известно, сэр Генри, что графа Солсбери нет в живых. Он скончался вчера вечером в Мальборо. — Кок говорил размеренно и проникновенно, неплохо играя свою роль.

Сесил умер?..

— Вот это новость! — воскликнул Грэшем, продолжая любезно улыбаться хозяину кабинета. — Весьма рад.

Его высказывание явно задело Кока. Ему хватило самообладания, чтобы подняться из-за стола, а вот лицо его при этом сделалось пунцовым. Грэшем также заметил, что кадык у сэра Эдварда несколько раз подпрыгнул вверх-вниз. Кожа у Кока была морщинистой — кожа старого человека.

— Вы… рады этому известию? — произнес сэр Эдвард сдавленным, хрипловатым голосом, словно у него болело горло.

— Я в восторге, — подтвердил Грэшем.

«А вы, как посмотрю, плохой актер», — подумал он про себя. А еще сэру Генри почему-то стало жаль, что Сесила больше нет. По крайней мере, тот никогда бы не позволил эмоциям взять над собой верх по такому ничтожному поводу.

— Впрочем, подобного следовало ожидать от вас, сэр Генри. Вместо того чтобы серьезно решать то или иное важное дело, вы предпочитаете театральный эффект. — Кок вложил в слово «театральный» все свое отвращение. «Неужели и он пуританин? — подумал Грэшем. — Или же просто сэр Эдвард из тех, кому ненавистна мысль о том, что простой народ, забыв свои дневные труды, может немного развлечься?»

Кок на мгновение умолк, чтобы сделать глоток из дорогого стеклянного бокала.

— Откровенно говоря, сэр Генри, я никогда не понимал, почему граф вовлек вас в это дело.

Самомнение и чванливость не позволяли Коку понять, почему часто люди не доверяли ему. Доверить что-то сэру Эдварду Коку — все равно, что подписать себе смертный приговор.

— Нет, сэр Эдвард, вам никогда не понять, почему граф хотел, чтобы я также участвовал в этом деле. Подозреваю, что мой покойный Вельзевул знал о вашей слабости — о том, что вам кажется, будто вы в курсе всего на свете. Такие люди представляют опасность, прежде всего для самих себя. Их следует поставить наравне с теми, кто готов расписаться в собственном невежестве.

— То есть вы утверждаете, будто знаете слишком мало? — ровным голосом произнес Кок, хотя мысли его метались, подобно хорьку, пытающемуся ухватить за горло кролика. Было видно, что сэр Эдвард пытается оценить своего противника.

— Я лишь хотел сказать, что лорд Солсбери рассказывал мне крайне мало, и теперь я должен понять, чем это для меня чревато. Но я привык действовать согласно расплывчатым указаниям Сесила. Вы же, как мне кажется, еще новичок в этом деле.

— Вы так легкомысленно относитесь к собственной жизни, что готовы, по вашему собственному признанию, рисковать ею, причем ради того, чего сами толком не знаете? — торопливо уточнил Кок. При этом его рыбий взгляд не выражал никаких эмоций.

— Отлично, сэр Эдвард, отлично, — ответил Грэшем. — Похоже, мы с вами поменялись местами. Ваши вопросы стали заметно короче, а мои ответы заметно длиннее. Если так будет продолжаться и дальше, я буду все больше и больше раскрывать перед вами свои карты… Не так ли вы ловите в ловушку свидетелей?

— Я не ловлю свидетелей, — язвительным тоном возразил Кок. Грэшем промолчал.

Повисла пауза. Первым заговорил сэр Эдвард.

— Закон и справедливость куда важнее для меня, чем вы можете подумать, — произнес он.

— Откуда вам известно, что я думаю? — спросил Грэшем.

— Только не нужно ловить меня на слове.

— А разве не этим занимаются законники?

— И после этого вы воображаете себя стражем закона?

— Я ничего не воображаю. Просто мне не чуждо самоуважение, — съязвил Грэшем.

Выпад. Укол. Защита. Выпад. Грэшем почувствовал, что входит во вкус. Кок также заметно оживился, его старческое тело буквально исходило энергией. Он говорил презрительно, бросая в лицо Грэшему резкие слова.

— Говорите, самоуважение? «Самолюбование» будет куда правильнее. Это все, что у вас есть. Закон говорит, что уважение распространяется на всех, ибо все люди наделены правами. Ваше самоуважение — это самомнение и тщеславие. Всего-навсего.

— Верно, — согласился Грэшем. Лучший способ обезоружить противника — признать, что он говорит правду. — Однако моя забота о собственных интересах — всего лишь защита от тех, кто, как вы, проповедует закон и порядок, при этом скрывая за напыщенными фразами свою алчность и гордыню.

— Неубедительно, — отмахнулся Кок.

— Честностью от продажности себя не защитишь. Так было всегда. Честность делает человека слабым.

— Честность закона — его сила! — с жаром воскликнул Кок.

— Была бы, будь закон на самом деле честен.

— Слабый довод! — презрительно бросил Кок.

— Верно, — в очередной раз согласился Грэшем. — Слабый — как те несчастные, которых терзают в суде. Разница лишь в том, что вы утверждаете, будто честны по отношению ко всем людям, в то время как сами, окружив себя прихлебателями, ищете выгод и благополучия. А я знаю, как быть честным перед самим собой.

Похоже, эти его слова задели Кока. Но почему? Не потому ли, что под наносным высокомерием когда-то скрывался достойный человек и Грэшем, сам того не подозревая, напомнил ему о том, что он хотел бы забыть, о некоем предательстве проповедуемых высоких принципов?

— Так ради чего же вы живете, сэр Генри? — спросил Кок с презрением и нескрываемым страхом.

— Ради собственной чести, сэр Эдвард! — ответил тот с достоинством, непостижимым для Кока, привыкшего иметь дело лишь с бумажным крючкотворством. — И когда смерть придет ко мне, я буду в состоянии сказать: несмотря на все глупости, которых я немало совершил в этой жизни, благодаря мне свершались и добрые дела. Я буду в состоянии сказать: несмотря ни на что, я не позволял ударам судьбы взять надо мной верх, я берег свою честь, берег самоуважение и гордость.

Было видно, что Кок пытается ему возразить. Он уже приготовился что-то сказать, но слова словно застряли у него в горле и так и не вырвались наружу. Правда, какое-то время спустя сэр Эдвард все же заговорил:

— То есть вы надеетесь, что умрете счастливым человеком? Я правильно вас понял, сэр Генри? — Кок попытался вложить в свои слова весь сарказм, на какой был способен, однако это ему плохо удалось.

— Счастливым не умирает никто. Я надеюсь умереть в мире и согласии со своей честью, сэр Эдвард. А вы? Притворяетесь, будто служите закону, в то время как служите самому себе. Я надеюсь умереть с честью. Вы же отойдете в мир иной со своим имуществом.

После этих слов воцарилось долгое молчание.

— Впрочем, какая разница, — произнес Грэшем едва ли не сочувственно. — Как вы сами видите, нам следует держаться друг друга.

— А вы способны работать со мной по этому делу? — К Коку вернулось былое самообладание. Предшествующий разговор был неудобен, он порождал ненужные мысли, и потому его следовало прекратить. Нет, не забыть, но задвинуть куда-нибудь подальше, чтобы он не мешал делам сегодняшнего дня. Отличная мысль, подумал Грэшем, просто превосходная.