Тайна Нилии - Поль де Ивуа Страница 18

— Э, э… да это сержант Бэтс! — воскликнул Джек. — Добрый вечер, сержант! Что вы здесь делаете?

— Как видите, учрежден новый пост в резиденции, еще лишняя обуза для гарнизона! И, бог весть, для чего только нас заставляют караулить эту повозку доктора Кауфмана, верно, в ней хранятся какие-нибудь сокровища!

— Право, не знаю, — отозвался Джек, — но мне надо спешить; брат зовет обедать! — и он поспешил нагнать Джона.

Дома мистрис Прайс встретила их новостью, что Робера Лавареда посадили в крепость и ему остается только готовиться к смерти. Так решил лорд Бигген, в таком духе и телеграфировал в Лондон, откуда ожидает распоряжений.

Эти вести настолько потревожили Джека, считавшего себя уже виновником смерти человека, которому он в душе глубоко симпатизировал, что он ни днем, ни ночью не находил себе покоя; сон бежал от него. Сколько раз он вставал ночью, одевался и отправлялся бродить, как тень, вблизи главной аллеи, вблизи того места, где стояла карроварка. Часовые охраняли ее, аккуратно сменяясь в определенное время, так что прокрасться к ней и ворваться в эту таинственную тюрьму загадочной Нилии не было никакой возможности, а между тем она сказала ему, что в Каире они увидятся.

Прошло уже более двух недель. Джек по-прежнему томился. Однажды он отказался от прогулки, предложенной ему матерью и братом, и под предлогом сильной мигрени остался дома. От нечего делать он взялся наблюдать за приготовлением чая для солдат вновь учрежденного поста, на обязанностях которого лежало содержать караул у карроварки доктора Кауфмана.

Готовить им чай на главной кухне Сирдара выпросила разрешение мистрис Прайс, в порыве своего патриотического чувства, так как на обязанностях этого же поста лежало также расставлять часовых около каземата главы египетского восстания.

Но Джек мало думал о чае, готовившемся на плите, а размышлял только о том, как бы ему увидеть Нилию. От свидания с нею он ждал разрешения всех мучивших его вопросов, и вот в то время, как он ломал себе голову над тем, как проникнуть в карроварку, за спиной у него раздалось звучное покашливание.

Джек обернулся; перед ним стоял старый его знакомый, военный врач, сэр Бигерат.

— Не могу ли я иметь удовольствие засвидетельствовать свое нижайшее почтение вашей высокоуважаемой матушке? — спросил вошедший, после первых слов обычного приветствия.

— К сожалению, она находится в настоящее время в отсутствии и, вероятно, не так скоро вернется — отвечал Джек, — но если вы имеете что-либо сообщить ей, то я готов передать ваши слова!

— Видите ли, мой юный друг, — начал майор Бигерат, — вам, вероятно, не безызвестно, что я предлагал вашей матушке вступить со мной в законный брак в виду весьма значительных выгод, какие может представлять подобная комбинация для обеих сторон… Я выше всего в жизни ценю хороший стол и потому состою усердным поклонником кулинарных талантов вашей матушки, тогда как она становится подвержена той общей всем кулинарным маэстро болезни, которую мы, врачи, называем «кухонным малокровием». А если она, став моей женой, будет услаждать своей стряпней мои гастрономические чувства, то, со своей стороны, я буду изготовлять для нее медикаменты, способные облегчить и даже совершенно излечить ее недуг. Надеюсь, вы теперь сами видите, что я прав и что предлагаемая мною комбинация чрезвычайно удачна!.. Смею надеяться, что вы не откажетесь замолвить словечко в мою пользу перед вашей маменькой? — добавил сэр Бигерат.

Джек просил его не сомневаться, после чего майор Бигерат совершенно просиял.

— Если так, то попрошу вас, мой почтенный Джек, передать вот это вашей матушке, в качестве подарка от жениха! — и майор-доктор вручил Джеку тщательно увязанную пачку.

— Это не конфеты, — продолжал он. — Нечто столь пустое, легкомысленное и не только не полезное, но даже вредное, не приличествует ни моему возрасту, ни моему званию, я сторонник полезных подарков. А ничто не может быть столь неприятно для человека и не отражается так сильно на его настроении, духа, как неисправность желудка; в этих же флаконах заключаются не духи, вещь совершенно бесполезная, а средства целебные: магнезия, ревень и другие. Это все дает чистый, здоровый цвет лица и веселое настроение и удаляет всякое чувство тяжести в желудке. Вместе с тем такого рода подарок доказывает несомненно мою заботу о драгоценном здоровье вашей матушки. Я знаю, что она женщина благоразумная и будет пользоваться всеми этими прекрасными средствами с должной умеренностью, причем невольно будет вспоминать меня… И это надолго, поскольку… здесь так много всего, что можно произвести самое сильное расстройство желудка у целой полуроты солдат!

После такой блестящей речи сэр Бигерат дружески пожал руку Джеку и торжественно удалился с полным сознанием удачно выполненного намерения.

Он и не подозревал, какое удивительное впечатление произвели на Джека его последние слова. В самом деле, создать мнимую эпидемию дизентерии у людей нового поста, и благодаря этой эпидемии, которая вызывает у часовых, охраняющих карроварку, потребности, сильнее всякой дисциплины и всякого приказа начальства, пробраться в таинственное жилище Нилии… разве это не блестящая мысль? С минуту Джек колебался: ему жаль было сыграть такую скверную штуку с бедными солдатами. Но, как поступить, если иначе он не мог добиться свидания с Нилией, а через нее он мог узнать, что делать, чтобы освободить Робера Лавареда, как спасти его от грозившей ему смерти…

Придя к такому заключению, юноша схватил со стола оставленные сэром Бигератом склянки и вылил их содержимое одно за другим в большой чайный котел, предназначенный для солдат, принявшись ножом усиленно размешивать своеобразную микстуру. Вдруг ему пришло на ум, что при следующем посещении своем почтенный доктор Бигерат не преминет упомянуть мистрис Прайс о своем подарке, следовательно, надо ей вручить его. Но не мог же отдать матери одни пустые склянки… С минуту он призадумался, но вскоре смекнул, что каломель и магнезию можно с успехом заменить мукой, а ревень одной из пряностей, имевшихся у него под рукой.

Задумано — сделано! Затем, тщательно закупорив все банки, он завернул и завязал их в одну красиво завернутую пачку и совершенно успокоенный занял свое прежнее место на стуле против чайного котла.

Едва успел он принять небрежно сонливую и скучающую позу, как мистрис Прайс и Джон вернулись со своей прогулки.

Джек рассказал им все подробности посещения сэра Бигерата и передал оставленный им подарок.

Джон хохотал до слез и в заключение сказал, что так как мать их не намерена выходить замуж за этого шута, то ей нет и надобности пользоваться всеми его слабительными в доказательство любви своей к нему; исходя из этого рассуждения, он без церемонии вылил и высыпал содержимое всех банок в кухонный мусорный ящик.

Таким образом Джон, сам того не подозревая, уничтожил все следы подмены Джека.

Все трое сытно пообедали; около восьми часов вечера трое дежурных солдат явились за чайным котлом на всю свою артель и, ничего не подозревая, унесли стряпню Джека к себе на пост. Сам же Джек, вскоре по их уходе, под предлогом головной боли, простился с матерью и братом и удалился в свою комнату, помещавшуюся в самом конце кухонных помещений.