Росстань - Альберт Гурулев Страница 18

День медленно клонился к вечеру. Парни устали качаться в седлах. Пора бы уже думать о ночлеге, но кругом только лес да снег. А партизан не слышно и не видно.

— Видно, у костра заночевать придется? — даже Федьку этот чужой лес сделал серьезным.

— Придется, видно, — согласился Северька.

Оставаться на ночлег в снегу — а это значит не спать — не хотелось. Холодно. Брови и ресницы в белом пушистом куржаке. То и дело приходится оставлять седло и идти пешком, не то закоченеешь.

Там, на заимке, парням казалось, что убежать в партизаны — нет ничего проще. Доскакал до леса — и вот они тебе, партизаны. А на деле все не так.

— Пусть партизаны меня сами ищут. А то так и замерзнуть можно. — Федька достал винтовку и, уставив ствол в небо, раз за разом выстрелил.

— Ты что?

— Если партизаны здесь близко, то сейчас прибегут. А далеко — так сегодня все одно их не найти. Нам до темна хоть дровами запастись надо. Да и жрать охота — сил нет.

Прав, видно, Федька.

На небольшой поляне выбрали место. Спешились, вытоптали снег для костра. Топором — благо Лучка топор захватил — свалили звонкую сушину, разрубили ее на короткие сутунки.

— Близко партизаны — так услышат, — говорил Федька, врубаясь топором в дерево.

— А если семеновцы?

— Скажем, за дровами приехали. Да в этом лесу они не появляются. Мне Колька Крюков говорил. Опасно для них тут.

Парни, привыкшие к безлесью, костер разложили маленький. Рука не поднималась завалить в огонь сразу несколько бревешек. Но холод донимал крепко. Крякнув, Федька положил в костер один сутунок, потом второй, третий. Наломал сухих веток. Костер быстро загудел, налился красной силой. Жаром пахнуло в лицо.

— Вот чем хорошо в лесу — дров много.

Пришлось отодвинуться от обжигающего огня.

Разложили на холстине мерзлый калач, сало. Подвесили над костром набитый снегом котелок. Федька, подмигнув, достал спирт. От спирта никто отказываться не стал. Погреться надо.

Выпивка сделала лес уютным и свойским. Постепенно темнело. От костра уже не видно дальних деревьев. Ярко горит костер — темнее вокруг.

Когда парни смирились с мыслью, что придется ночевать у огня, лошади вдруг подняли головы, запрядали ушами.

— Кони беспокоятся. Надо бы отойти от света, — Северька потянул к себе винтовку.

— Не двигаться! — послышалось из серой темноты.

От неожиданности Федька круто повернулся, вскочил на ноги.

— Стрелять будем, — голос из темноты жесткий, решительный. Дернешься — и теперь уж, без сомнения, схлопочешь пулю.

— Кто такие? — спросил Федька.

Краем глаза он видел, как Северька осторожно, почти без движения, вытащил нож, спрятал его в рукаве.

— А сами кто такие?

Голос слышался один и тот же, но уже было понятно, что там, за темными соснами, затаился не один человек.

— Лесорубы мы, — ответил Федька. — А вы что мирных людей пугаете? Вылазьте на свет.

Темнота зашевелилась; проваливаясь в снег выше колен, показался человек. За его спиной замаячили тени. У человека винтовка наперевес.

— Не балуйте, стрелять буду, — еще раз предупредил из темноты уже другой голос и с другой стороны.

Человек остановился неподалеку и распорядился:

— А ну, зайдите с другой стороны огня, рассмотреть вас хочу. А ты, длинный, винтовку брось. Брось, кому говорю! Прямо в снег кидай.

Северька выронил винтовку, которую все еще держал за ствол, обошел костер.

Хоть и надеялись парни, что в этом лесу могут быть только партизаны, но на душе было зябко; всем существом они чувствовали, что из темноты на них через прорези винтовок глядят люди. Пальцы — на курках.

Незнакомый мужик и парни стояли, разделенные костром, разглядывали друг друга. На мужике — лохматая шапка, короткий полушубок. На ногах — что-то вроде унтов. Лицо у мужика красное, в грубых складках.

— Андрей… Дядя Андрей, — тут же поправился Северька.

Он первый признал родственника Крюковых.

— А, караульцы. Здорово!

Дядя Андрей опустил винтовку, заулыбался. Махнул своим в темноту: вылазьте.

— Вы стреляли?

— Мы, — довольно ответил Федька.

— А чего шумели?

— Партизан приманивали. А то где вас тут в потемках искать? Знал — прибежите.

— Дошлый ты.

Из-за темных деревьев вылезли к свету костра человек десять. Иные бородатые. У иных на лицах только легкий пушок, как у Лучки. Молодые совсем. Среди них оказались и знакомцы.

— Спиртишком балуетесь, — обрадовался дядя Андрей. — Угощаете?

— А как же. Можем и угостить.

— Командир за выпивку вас не строжит? — спросил Северька.

— Мы ему докладывать про это самое не будем.

Через полчаса на маленькой лесной поляне осталось только темное пятно кострища да окурки самокруток.

Парней назначили в сотню Николая Крюкова, их посельщика. Да и вообще в сотне Николая были сплошь караульцы. Поселились в землянке, где старшим был коротконогий Филя Зарубин.

— Теперь Тропин нас ни за что не достанет.

— Скоро мы его сами достанем, — пообещал Филя.

— Прошло то времечко, когда они за партизанами по лесам гонялись.

Партизанство Федьке представлялось каждодневными засадами, стрельбой. Но командир Осип Яковлевич рассудил по-своему: новеньких пока в дело не пускать, подучить малость. Партизаны из фронтовиков обучали молодежь стрельбе, рукопашному бою. Для станичной молодежи это не внове — с детства впитывали военную науку. Но среди партизан было немало и крестьянских парней, державших шашку неумело.

— Так ты своему коню или уши, или еще чего порубишь, — сердились учителя. — Да и для врагов ты страху не представляешь.

Но Федька и его друзья видели, что нередко небольшие группы партизан седлали коней и на несколько дней исчезали из отряда. Привозили с собой раненых. Ясно — в бою были. Но на просьбу парней отправить их в дело партизанский командир хмуро улыбался.

— И вы успеете.

Вообще-то, в первые дни друзья не скучали. Ходили в гости в соседние землянки — много знакомых в отряде, вели веселые разговоры. Вроде уж всех партизан перевидели, но нет-нет, да и вывернется старый приятель.

— Здорово! — и расплывется в улыбке.

У Северьки в отряде своя радость: Устя здесь. В первый вечер не удалось встретить, хоть Филя Зарубин и рассказал, как ее найти.

— Она при нашем лазарете работает. Там и живет.