1000 белых женщин. Дневники Мэй Додд - Джим Фергюс Страница 18

Сегодня чудесный весенний денек – мы радуемся ему тем больше, что путь наш уныл. Я решила ехать на телеге с нашим погонщиком, грубоватым молодым человеком по имени Джимми. Ехать на открытом воздухе куда приятнее, нежели задыхаться в пыли в фургоне, к тому же я могу наслаждаться природой и весенними запахами.

Помимо превосходного вида, еще одним преимуществом езды на повозке стала возможность поболтать с Джимми, который охотно рассказывал мне о местах, которые мы проезжали. Хоть он и грубиян, но знает очень много и, полагаю, втайне наслаждается женским обществом.

В первый день пути окрестности являли собой унылую равнину безо всякой примечательной растительности, но сегодня пейзаж сделался живописнее – пологие холмы перемежались речками и протоками.

Весна выдалась дождливой, и трава была того чудного зеленого цвета, какая, по рассказам моей матери, росла в Шотландии в ее детстве; дикие цветы прерий только-только расцветали, птицы заливались, луговые жаворонки приветствовали нас радостными трелями. В каждой заполненной водой канаве, на каждой залитой равнине плескались дикие гуси и утки. Хелен Флайт пришла в восторг от такого птичьего изобилия и то и дело просит капитана задержаться, чтобы ей можно было подстрелить какую-нибудь – чтобы зарисовать, а потом ловко и умело снять шкурку для коллекции.

Капитан, сам отличный охотник, получает такое искреннее удовольствие, наблюдая, как ловко управляется с дробовиком мисс Флайт, что не возражает против частых остановок. Джимми-погонщик мулов, мой новый друг, тоже восхищен ловкостью Хелен и не упускает возможности остановить фургоны, чтобы полюбоваться меткостью нашей охотницы.

И она спрыгивает на землю, уверенная, деловитая; ее ноги твердо упираются в землю, слегка расставлены, носки врозь. Хелен заряжает дробовик с дула. Хотя погода теплеет с каждым днем, мисс Флайт не снимает костюма и особенно со спины больше смахивает на мужчину, нежели на женщину. Из фляги, которая хранится в кармане куртки, она насыпает порох в ствол, пропихивая его хлопчатым пыжом из старой нижней юбки. После чего делает блестящий выстрел – и затыкает дуло картонным пыжом. К чести мисс Флайт, она бьет только птицу на лету – считая, что иное «неспортивно».

Это относится не только к коллекционным образцам – она постоянно пополняет наши запасы разнообразной водоплавающей и прочей пернатой дичью – мы то и дело вспугиваем птиц в зарослях ирги или в заболоченных канавах. Утки, гуси, куропатки, бекасы и ржанки – свежатина вносила весьма приятное разнообразие в наш скудный армейский рацион.

Всего за два дня пути от Форта-Ларами мы заметили оленей, лосей, антилоп и небольшое стадо жирующих на траве бизонов, и, хотя капитан запретил солдатам охотиться, чтобы не привлечь выстрелами внимание враждебных индейцев, мяса у нас было достаточно.

Из-за весеннего половодья мы стараемся ехать по возвышенностям, хотя иногда приходится спускаться, чтобы переправиться через речки и протоки. Мулам, которые вовсе не в восторге от того, что приходится брести по густой грязи и мочить копыта, это не по нраву. «Старые мулы этого вообще не любят, – учит меня Джимми. – Когда приходится совать ноги в воду. В этом они совсем не как кони. Они до чертей не любят сырости, как старые бабы. Зато вот в остальном – я предпочту старого мула любому коню. Любому!» Странный и грубоватый парень этот Джимми, но, кажется, сердце у него доброе.

Переправляться через заболоченные канавы – значит окунуться в сырость и грязь, причем всем вместе. Уже пару раз за день нам приходилось спешиваться, чтобы облегчить мулам работу, и, подбирая юбки, пересекать вброд реки, отчего ноги промокали до костей.

И вот, однако же, низины – самые красивые места в округе – все живое или обитает по берегам рек, либо приходит напиться с широких безводных срединных равнин.

Ночью мы разбиваем лагерь, стараясь становиться на сухой земле, но как можно ближе к воде. Мулов стреноживают или привязывают на лугу, где роскошная зеленая трава уже выбрасывает сочные побеги. Это очень красиво! Когда-нибудь я вернусь и заберу своих детей, и мы вместе навестим эти чудные места… Поселимся в домике на берегу ручья, чтобы рядом луг, а вокруг него – тополя… Ах, только мечты придают мне сил!

А в реальности нам суждено жить в шалаше. Подумать только! Как кочевники или цыгане! На какую же авантюру мы согласились…

К моему большому огорчению, капитан Бёрк избегает моего взгляда и со дня отъезда из форта мы едва обмолвились парой слов. Я чувствую, что он нарочно избегает меня. Может, потому, что теперь он «на службе», и строгий командир вытеснил в нем галантного и обходительного светского льва. Признаюсь, я предпочитаю последнего.

Сегодня за ужином в палатке, которую наши военные конвоиры упорно называют «полевой кухней», разговор, как все чаще в последнее время, зашел о шайеннах. Капитан нехотя, но все же признался, что племя это принадлежит к очень развитой ветви американских индейцев – это красивые, гордые и независимые люди, которые стараются избегать общения с белыми настолько, насколько это возможно – они не жалуют ни миссионеров, ни коммерсантов и вообще стараются не торговать с бледнолицыми в том объеме, в каком это происходит с другими племенами. Что, по словам капитана, позволило им остаться менее «испорченными», чем другие.

– Я думаю, вы неверно выразились, капитан, – подала голос официальный представитель церкви, Нарцисса Уайт, – поскольку в ваших словах я слышу намек на то, что корни «испорченности» дикарей лежат в столкновении с христианской цивилизацией, тогда как она – суть лестница, по которой они поднимутся из нечистот язычества!

– Я полагаю себя добрым христианином, мэм, – ответил капитан, – но вместе с тем я человек военный. И история учит, что прежде, чем приступить к благородной миссии по расширению границ христианского мира, язычников сначала следует победить в бою. «Испортили» их, как я это разумею, «Подарки Краснокожим» – пайки и бесплатные продукты, которые не заработаны в поте лица. К сожалению, наше правительство никак не возьмет в толк, что они подобны собакам, которые ждут подачки со стола: будут просить лишь больше «благотворительных корзинок».

– И невест, – мягко поддакнула я. – Дай краснокожим тысячу белых женщин, и скоро они потребуют еще одну!