Полюс капитана Скотта - Богдан Сушинский Страница 18

Прежде чем предаться сну, Скотт написал в своем походном дневнике слова, которые должны были не только пристыдить в глазах потомков самого Шеклтона, но и стать уроком для многих других путешественников: «Обнаружить нашу старую хижину в таком запущенном состоянии было очень неприятно. Мне так хотелось найти наши старые строения почти неповрежденными.

Это очень грустно, когда тебя вынуждают проводить ночь под открытым небом, зная при этом, что уничтожено все, что было создано для удобства. Я лег в очень угнетенном состоянии. Казалось бы, первое проявление человеческой культуры должно заключаться в том, чтобы, посещая такие места, люди оставляли все в расчете на помощь будущим путешественникам и на их приятное впечатление. И сознание того, что наши прямые предшественники забыли об этой простой обязанности, страшно угнетало меня».

Проснувшись утром, Скотт дал себе слово, что придет сюда, к «аварийной хижине», как впредь и решил ее именовать, с большой группой, чтобы очистить ее, подремонтировать и привести в состояние, пригодное для жилья. Возможно даже, что на какое-то время двое-трое полярников поселятся в ней, чтобы окончательно обжить и привести в надлежащий вид.

* * *

Позавтракав и накормив собак, полярники оставили нарты у хижины, а сами, став на лыжи, пошли осматривать окрестности. Впрочем, значительные участки прибрежной равнины были такими же оголенными, как и склоны ближайших гор, поэтому время от времени им приходилось нести лыжи на себе. Однако это не мешало Скотту узнавать знакомые места и мечтательно вспоминать былые дни, осматривая залив Конская Подкова, небольшой мыс Прам или прибрежную ледовую гряду, видневшуюся вдали, на восточной оконечности мыса Эрмитедж. Того самого, на который недавно они порывались, но так и не смогли высадиться с борта «Терра Новы», чтобы создать там свою базу.

Настоящим чудом показалось капитану то, что на одном из склонов они обнаружили термометрные «трубки Феррара», которые торчали из снега так, словно их только недавно вставили туда. И наконец почти с полчаса они провели у могилы полярника Джона Винса, подправляя на ней гурий [20]и устанавливая повалившийся под натиском ветров бамбуковый флагшток.

— Как погиб человек, чью могилу мы сейчас?…

— Это не могила, Сесил, — прервал его Скотт. — Как у всякого истинного матроса, у него нет могилы. Этот крест воздвигнут в память о нем. Правда, смерть какая-то роковая получилась: ураганным ветром матроса Винса снесло со скалы в море. Антарктида словно бы отомстила ему, моряку, за предательство.

— Считаете, что этот континент и в самом деле хранит в себе какие-то странности, тайны?

— Причем гибель Винса — не самая сокровенная. Это скорее случайность.

— Какую же из тайн следует считать наиболее сокровенной, сэр?

Скотт вдруг обратил внимание, что краска на кресте Винса оказалась на удивление свежей, словно кто-то совсем недавно наложил ее [21]. Другое дело, что надпись на дощечке следовало подправить, сделать выразительнее. Эта условная «могила» тоже была одной из тех «меток бытия», которые следовало ценить и которые каждой экспедиции нужно было поддерживать в надлежащем виде.

— Так какую же из тайн вы готовы выделить особо, господин капитан?

— Мы поговорим об этом в базовом лагере в присутствии доктора Уилсона, который был участником моей экспедиции на «Дискавери».

— С нетерпением буду ждать этого разговора.

Добравшись до «аварийной хижины», полярники впрягли собак и, погрузив на сани несколько листов асбеста, которые могли пригодиться на новом месте, отправились в обратный путь. Но еще долго они оглядывались на венчавшую возвышенность хижину, мысленно давая себе слово обязательно вернуться к ней.