Рассвет - Генри Райдер Хаггард Страница 18

Бедняжка Хильда отнюдь не находила, что жизнь в Лондоне так уж приятна, и потому несколько раз просила Филипа позволить ей поселиться где-нибудь в сельской местности. Однако он категорически отказывал ей в этом по двум причинам: во-первых, ездить в Лондон было гораздо удобнее, во-вторых — большой город был самым безопасным убежищем.

Итак, Хильда продолжала влачить свое одинокое существование, изредка нарушаемое короткими и нервными визитами мужа. У нее не было друзей, и она не осмеливалась их заводить. Единственным человеком, который мог бы хоть как-то скрасить ее одиночество, была хозяйка дома, миссис Джейкобс, вдова торговца сыром, который разорился по причине пьянства и других порочных склонностей и оставил своей безутешной жене только доходный дом в Линкольн Инн Филдс.

Как и большинство людей, знававших лучшие времена — не то что нынешние — миссис Джейкобс обожала рассказывать о своих несчастьях и коварстве мужчин, и поскольку Хильде, бедной девочке, некого было больше слушать, в ее лице достойная вдова нашла самую внимательную аудиторию. Вполне естественно, что коль скоро речь шла не только о внимательной слушательнице, но и об очаровательной молодой женщине, добрая миссис Джейкобс вскоре полюбила Хильду всем сердцем, а обстоятельства ее жизни и историю с мужем Хильды нафантазировала самостоятельно, поскольку не смогла получить достаточно удовлетворительной информации из первых рук. Одной из любимейших версий миссис Джейкобс было то, что красавец-муж обманом вывез Хильду откуда-то из-за моря и держал ее в одиночном заключении, чтобы не подпустить к ней ненавистного соперника. Другой, более сдержанный, вариант предполагал, что муж просто держит Хильду под замком, чтобы иметь большую свободу для себя самого.

Со временем обе эти версии завладели разумом миссис Джейкобс, она поверила в них и, говоря о Хильде с кем-либо из других постояльцев, неодобрительно качала головой и несколько туманно выражалась в том смысле, что Хильда — бедный ягненочек и жертва…

Что до самой Хильды — она, разумеется, и не подозревала о мрачных догадках своей доброй хозяйки, однако с каждым днем становилась все более подвержена депрессии и тревогам, а то и подозрениям — ко всему этому Хильда становилась все более чувствительной по мере того, как приближалось некое событие…

Она не могла не заметить изменения в поведении Филипа — в те редкие часы, когда он вырывался навестить ее. Наиболее заметны были теперь его молчаливость и раздражительность. Сдержанность, которая с течением времени становилась все более и более заметной, заставила ее чувствовать, что между ними вырастает некая невидимая стена — пытаться пробиться сквозь нее Хильде не позволяла гордость, однако само присутствие подобной преграды раздражало ее все сильнее. Незадолго до событий, описанных в предыдущей главе, она воспользовалась очередным визитом Филипа, чтобы, наконец, пожаловаться на свое положение; Хильда умоляла мужа сказать, когда же она сможет занять свое законное место рядом с ним… Филип ничего определенного ответить не смог. Видя, что он уходит от ответа, Хильда с врожденным женским тактом сменила тему и спросила его о Марии Ли (к которой испытывала искреннюю привязанность). Когда он виделся с девушкой в последний раз, как она выглядит, не собирается ли замуж — результатом этих невинных вопросов стал жестокий и совершенно необъяснимый приступ раздражения со стороны Филипа. Он устроил нечто вроде сцены — и около пяти часов дня внезапно уехал, отговорившись тем, что ему непременно нужно успеть на поезд.

Вскоре после его отъезда миссис Джейкобс принесла чай и обнаружила Хильду в слезах — она была слишком горда, чтобы расплакаться при муже, и только сейчас дала себе волю. Миссис Джейкобс, обладавшая обширным личным опытом в подобных вопросах, справедливо предположила, что между супругами произошла ссора, вину за которую она немедленно возложила на уехавшего Филипа.