Дочь Волка - Виктория Витуорт Страница 17

Момент триумфа. Все обостряющееся редкое ощущение полноты жизни, когда в человеке звенит каждая жилка, каждый нерв.

Будь проклят этот Радмер, испортивший такой миг славы!

– Принеси мне еще ведро воды, Хихред. – Ему следует переодеться. Для его матери практически не было секретов в части выведения пятен, будь то свечной воск, топленый жир или кровь, но ему это знать необязательно.

Он стянул с себя тунику и нижнюю холщовую рубаху и бросил их на траву в одну грязную липкую кучу. Кровь пропитала одежду насквозь, до кожи.

Вода во втором ведре оказалась теплой, и на этот раз было истинным удовольствием окунуть в нее голову и держать там, пока хватило дыхания, а потом выдернуть ее оттуда в фонтане брызг и шумно втянуть воздух полной грудью.

Когда он открыл глаза, перед ним стояла девушка. Изображение было расплывчатым и сияющим, и он подождал, пока вернулась резкость зрения. Кожа ее – как сливки, застенчивый румянец – цвета спеющей земляники, светлые шелковые пряди волос, обрамляющие нежный овал лица. Какой-то миг ему даже казалось, что он грезит и что видение это вызвано недостатком воздуха. Quale rosae fulgent inter sua lilia mixtae… ^[20] Неужели он произнес это вслух?

– Что? – Она прерывисто дышала, как и он сам. – Что вы такое говорите? Мне нужно узнать, что случилось с Видиа. – С виду – действительно розы и лилии, однако в голосе – чертополох и крапива, увы.

Но, как бы Ингельд не был огорчен резкостью ее тона, отсутствие почтительности помогло ему осознать, что он очень быстро устал от людей Донмута, от их хождения на цыпочках и разговоров шепотом в присутствии их нового повелителя – аббата.

– Кто ты?

Она насмешливо взглянула на него:

– А вы не знаете? Я Сетрит.

Он непонимающе помотал головой.

– Дочь Луды.

Старшая дочка Луды? Он улыбнулся, чтобы скрыть удивление и смущение.

– Ну да, конечно. – Он присмотрелся к ней повнимательнее, пытаясь уловить сходство с седым и прихрамывающим стюардом его брата. Но ничего такого не заметил.

– И я планировала выйти за Видиа. А теперь сами видите.

– И в этом, надо полагать, моя вина. – Вода медленно стекала по его торсу, отчего появилась гусиная кожа.

Подошел Хихред со свежим полотенцем, и он с благодарностью протянул за ним руку.

– Ваша вина? – с удивлением переспросила она. – Нет. Охота – дело опасное. Я это знаю. Я же не дурочка какая-нибудь. Но я не выйду за того, кто с самого начала калека.

– Не выйдешь?

– Нет. Разве что меня заставят. Так что с ним случилось? Вы же видели. Расскажите мне.

– Да, я действительно видел это. – Ингельд закрыл глаза. Внезапный резкий бросок черной визжащей массы. Блеск клыков. Видиа падает. Хрип зверя и крики человека. – Его лицо. Ребра. Если он выживет, то, вероятно, будет хромым, и не думаю, что он будет столь же хорош собой, как до этого. Но передвигаться самостоятельно он сможет. Если, конечно, выживет. – Его вновь охватило горькое чувство, будто внезапно спустившаяся черная туча. – Если.

– А как насчет… – Она понизила голос и стыдливо опустила глаза, но жест ее был понятен и сомнений не вызывал.

– Ну… – Почему он так медлит с ответом? – Этого я не знаю.

Лицо Хихреда было бесстрастным, но смотрел он несколько неодобрительно. Он снова протянул полотенце, и Ингельд, взяв его, уткнулся в него лицом и стал промокать стекавшую все еще розоватую воду. Видиа принял на себя удар, предназначавшийся ему, и Ингельду до сих пор не очень верилось, что это не у него изуродовано лицо, сломаны ребра, не он истекал кровью. Но, как намекнула эта девушка, все могло быть еще хуже.

Внутренности. Пах.

Trux aper insequitur totosque sub inguine dentes… ^[21] Но этот aper только пропорол Видиа грудную клетку своими dentes, а не вонзил их ему в промежность, как это сделал кабан с несчастным Адонисом у Овидия. За это и сам егерь, и эта его «клубничка со сливками» должны быть благодарны судьбе.

Когда он снова поднял глаза, ее уже не было рядом.