Песнь Ахилла - Мадлен Миллер Страница 17

Настала моя очередь. Хорошо хоть не придется сидеть впереди, там, где кожа переходит в рыжую шкуру. Хирон протянул мне руку. Рука у него была большая, мускулистая, покрытая густыми черными волосами – ничего общего с цветом его лошадиной части. Сидеть было неудобно, мне с трудом удалось обхватить ногами широкую спину.

– Теперь я встану, – сказал Хирон.

Двигался он плавно, но я все равно вцепился в Ахилла. Ростом Хирон был вполовину выше обычной лошади, и ноги у меня болтались так высоко от земли, что голова кружилась. Ахилл слегка приобнял Хирона за торс.

– Будешь еле держаться, свалишься, – сказал кентавр.

Мокрыми от пота пальцами я цеплялся за грудь Ахилла. Я боялся разжать их даже на мгновение. Шел кентавр не так ровно, как лошадь, да и дорога была ухабистой. Я опасно елозил по скользкой, потной шкуре.

Никакой тропинки я не видел, но Хирон шел уверенным ходом, не сбавляя шагу, и мы стремительно пробирались сквозь деревья к вершине. Если мне случалось из-за тряски ненароком ударить кентавра пяткой в бок, я всякий раз вздрагивал.

Во время пути Хирон – таким же ровным голосом – рассказывал о том, что нас окружало.

Вон гора Отрис.

Тут, на северной стороне, кипарисы гуще растут, сами видите.

Этот ручей впадает в реку Апидан, что течет через всю Фтию.

Ахилл, изогнувшись, улыбаясь во весь рот, обернулся ко мне.

Мы взбирались все выше и выше, и кентавр, помахивая густым черным хвостом, отгонял от нас мух.

Хирон резко остановился, и меня рывком прижало к спине Ахилла. Лес поредел, и мы оказались в рощице, с одного боку подпертой скалистым взгорьем. Еще не вершина, но мы были от нее недалеко, и над нами сияло голубое небо.

– Добрались.

Хирон снова опустился на колени, и мы слезли с него, слегка пошатываясь.

Мы очутились перед входом в пещеру. Но это слишком грубое для нее название, потому что стены ее были не из темного камня, а из бледно-розового кварца.

– Входите, – велел кентавр.

Проем в камне был до того высок, что даже Хирону не пришлось наклоняться, чтобы войти. Мы пошли за ним и, оказавшись внутри, заморгали – там царил сумрак, но от кварцевых стен было куда светлее, чем мы ожидали. В одном конце пещеры бил небольшой источник, который, казалось, просачивался прямиком в камень.

По стенам висели предметы, которых я прежде не видел: странные приспособления из бронзы. На потолке нарисованные точки и линии складывались в созвездия и движения небесных тел. На выдолбленных в стенах полках стояли десятки глиняных горшочков, испещренных косыми пометками. В одном углу висели лиры и флейты, а рядом с ними были сложены разные инструменты и кухонная утварь.

Постель была всего одна – человеческих размеров ложе, устланное звериными шкурами и приготовленное для Ахилла. Ложа кентавра я так и не увидел. Возможно, он не спал вовсе.

– Садитесь же, – сказал он.

Внутри стояла приятная прохлада – то, что нужно после палящего солнца, и я с благодарностью повалился на подушку, указанную Хироном. Он наполнил две чаши из источника и подал нам. Вода была пресной, свежей. Пока я пил, Хирон возвышался над нами.

– Завтра будешь валиться с ног, – сказал он мне. – Но если поешь, будет не так плохо.

Над костерком в дальнем конце пещеры побулькивала густая похлебка с крупными кусками мяса и овощей, и Хирон разлил нам ее по мискам. Было и сладкое, круглые красные ягоды, которые он держал в выдолбленном камне. Я набросился на еду – удивительно, до чего я проголодался. То и дело я поглядывал на Ахилла, и по мне пробегало пьянящее облегчение. И все-таки я сбежал.

Осмелев, я указал на развешанные по стенам бронзовые инструменты:

– А это что?

Хирон сидел напротив, подогнув лошадиные ноги.

– Это для хирургии, – сказал он.

– Хирургии? – Такого слова я не знал.

– Для врачевания. Вечно я забываю, как невежественны люди внизу. – Говорил он ровно и спокойно, как о чем-то бесспорном. – Иногда нужно отнять конечность. Вот этими режут, этими – сшивают. Иногда спасти целое можно только усечением части.

Он смотрел, как я разглядываю инструменты, изучаю острые, зубчатые края.

– А ты хочешь обучиться врачеванию?

Я покраснел.

– Я совсем в этом не разбираюсь.

– Ты ответил не на тот вопрос, что я задал.

– Прости, наставник Хирон.

Мне не хотелось его сердить. Он меня отошлет.

– Нечего тут просить прощения. Отвечай, и все.

Я ответил, чуть запинаясь:

– Да. Хочу. Это ведь полезно, да?

– Весьма полезно, – согласился Хирон.

Он поглядел на слушавшего наш разговор Ахилла:

– А ты, Пелид? Думаешь ли ты, что врачевание полезно?

– Конечно, – ответил Ахилл. – Но прошу, не зови меня Пелидом. Здесь я… Я просто Ахилл.

Что-то промелькнуло в темных глазах Хирона. Искорка, которую легко можно было принять за смех.

– Будь по-твоему. Не хочешь ли и ты о чем-то спросить?

– Вот об этом. – Ахилл указал на музыкальные инструменты: лиры, флейты и семиструнную кифару. – Играешь ли ты на них?

Во взгляде Хирона ничего не дрогнуло.

– Играю.

– И я тоже, – сказал Ахилл. – Говорят, ты обучал Геракла и Ясона, хоть оба они и толстопалы. Правда ли это?

– Правда.

На миг я словно бы очутился в другом мире: он знал Геракла и Ясона. Знал их еще детьми.

– Научи и меня тоже, вот чего я хочу.

Суровое лицо Хирона смягчилось.

– Поэтому тебя и прислали сюда. Чтобы я обучил тебя всему, что знаю сам.

На закате Хирон провел нас по горам возле пещеры. Показал, где логова у горных львов и где течет неспешная, прогретая солнцем речка, в которой можно плавать.

– Если хочешь, можешь искупаться.

Он сказал это, глядя на меня. Я и позабыл, какой я чумазый, весь в поту и дорожной пыли. Я провел рукой по голове, нащупал песок в волосах.

– Я тоже окунусь, – сказал Ахилл.

Он стянул хитон, и миг спустя я последовал его примеру. В глубине вода была холодной, но то была приятная прохлада. А Хирон с берега продолжал учить нас:

– Эти вот гольцы, видите? А это – окунь. Вон там – сырть, дальше к югу она уже не водится. Ее легко узнать – рот кверху и брюшко серебристое.

Любую неловкость, которая могла бы возникнуть между мной и Ахиллом, сглаживали слова Хирона, вплетавшиеся в звук журчащей по камням воды. Было что-то в его лице – твердом, спокойном и донельзя всесильном, – от чего мы снова вернулись в детство, когда весь мир сводился к игре и предвкушению ужина. Рядом с ним все произошедшее тогда на берегу вспоминалось с трудом. Рядом с его мощью даже наши тела и те как будто уменьшились. И с чего это мы взяли, что выросли?