Трон императора. История Четвертого крестового похода - Николь Галланд Страница 161

Мне пришлось незаметно приблизиться, чтобы услышать хоть слово.

— Здравствуйте, мессир! — проорал я, стараясь заглушить шум трепещущих парусов, скрип оснастки, свист огненных стрел и общую какофонию, когда люди беспрерывно кричат друг на друга, отдавая приказы.

Я глупо улыбался, глядя на Бонифация, и маркиз не сразу понял, на кого он смотрит, — его сбили с толку мой головной убор и весь несуразный вид.

— Это кто, лютнист? — проорал он в ответ, хмурясь. — Что ты, ради всего святого, делаешь на боевом корабле?

— Мне нужно наблюдать за происходящим вблизи, чтобы потом петь об этом, — серьезно ответил я и указал на другое закованное в латы пугало на корме, вероятно, напевавшее себе под нос «Календу мая». — По примеру моего героя, который находится здесь, Рамбальда де Ваккеры.

— Рамбальд — рыцарь, обученный воин, — раздраженно бросил Бонифаций. — Глупый осел, тебя просто здесь убьют. Мне наплевать, но держись подальше от воинов, не путайся у них под ногами, или спущу с тебя шкуру заживо. Нечего простакам лезть туда, где воюют настоящие мужчины.

Мне хотелось оспорить этот момент, но пришлось сдержаться. Поклонившись, я ретировался, но все равно не спускал с Грегора глаз, чтобы поговорить с ним, как только он освободится.

Грегор, по-прежнему стоявший возле фок-мачты, отдал приказы нескольким ожидавшим воинам, а они, в свою очередь, начали продвигаться по кораблю, передавая остальным его распоряжения. Поразительно, но, несмотря на хаос, мужчины быстро и ловко реагировали на команды: все оружие было мигом выбрано из трюмов и распределено между воинами на палубе. Нет, даже не оружие — инструменты, подручные средства. Остроги и секиры, тяжелые, громоздкие, но очень прочные, как оружие столетней давности. Они скорее подходили для разгрома неподвижных объектов, чем живых врагов.

Мы проходили мимо Влахерны отчасти потому, что прибрежная полоса здесь позволяла изменить тактику — высадиться возле заложенных кирпичом ворот и, прорвавшись через них, впустить войска на улицы. Как оказалось позже, это был план Грегора. Когда мне удалось снова подойти к нему, он уже перешел на середину корабля и следил за тем, как два других парусных судна, связанных вместе, совершали очередную попытку ниже по течению перекинуть мостики на стены и закрепиться там.

— Десять рыцарей и шестьдесят оруженосцев, — изрек Грегор, когда мы оказались рядом и сощурились от яркого солнца. Он указал на ворота. — Вон те ворота. Петриона.

— Я тоже пойду, — вырвалось у меня.

— Нет, не пойдешь.

— Когда начнем?

— Как только «Паломница» и «Рай» возьмут башню. Они отвлекут на себя внимание греков, и тогда я со своими людьми высажусь на берег.

Он показал на два самых больших корабля, соединенных вместе в неуклюжую, но поразительно устойчивую пару. Те несколько весел, которыми располагали парусники, теперь были выставлены против ветра, чтобы он подогнал корабли к берегу.

Ha наших глазах ветер внезапно переменился, породив высокую волну, которая буквально вытолкнула корабли-близнецы на сушу. Воины и моряки «Паломницы», отвечавшие за осадные мостки и абордажные крюки, поспешили зацепиться за высокую, выступающую вперед деревянную башню. Но один венецианец, сидевший наверху высоченной мачты, оказался самым проворным и дерзким: как только мачта наклонилась к стене достаточно близко, он буквально вцепился в нее голыми руками и спрыгнул прямо с мачты. Все, кто не занимался управлением кораблей, глаз не сводили с этого смельчака, и, когда он ступил на зубчатую стену, над водами бухты Золотой Рог пронесся восторженный возглас, подхваченный тысячами и тысячами глоток.

Но ликование мгновенно переросло в крик ужаса, ибо не успел храбрец опомниться, как полдюжины греческих солдат изрубили его на куски. Он, наверное, не успел даже перевести дух, прежде чем был четвертован, и части его тела бесцеремонно сбросили с башни на камни. Теперь настала очередь греков ликовать. Многим из них было прекрасно видно происходящее. Латиняне кричали не так громогласно — их численность не превышала двадцати тысяч, а у греков насчитывалось несколько сотен тысяч воинов.

Мурзуфл тоже смотрел, выбрав удобное место для обзора на вершине холма, с которого он наблюдал за бесславной для крестоносцев попыткой взять город три дня назад. Через минуту сквозь шум битвы послышалось слабое эхо барабанного боя и труб, которые, но его приказу, возвещали о новой неудаче противника.

Но пока все это происходило, один рыцарь в полных доспехах (которые простым воинам не полагались) забрался по лестнице, прибитой гвоздями к мачте. Несмотря на громоздкую экипировку, ему тоже удалось достичь вершины мачты, и, когда корабль вновь наклонился в сторону суши, он дерзко повторил действия венецианца — высадился на стену, еле дыша, зато при оружии и в доспехах. Варяжские гвардейцы, только что разделавшиеся с первым храбрецом, тотчас подняли свое оружие на рыцаря, но их ждал неприятный сюрприз — это самое оружие оказалось не таким эффективным. Рыцарь убил одного, сделав выпад мечом, а остальные варяги, засомневавшись, начали переглядываться.

Когда рыцарь совершал свой прыжок на башню, моряки забросили с полубака абордажные крюки и закрепили осадные мостки. И вот уже несколько воинов, грохоча доспехами, преодолели узкую расщелину между кораблем и башней и оказались на башне. Примерно с десяток рыцарей успели совершить эту опасную переправу, прежде чем корабль дал обратный крен и мостки оторвались от городской стены. Два рыцаря, находившиеся на мостках в этот момент, рухнули на камни и разбились насмерть.

Я смотрел на эту картину, завороженный ужасом, а Грегор убедился, что пришла его минута, и поспешил отдать приказ начать движение к воротам Петриона. Я оторвал взгляд от боя на мечах, происходившего в сотне футах над побережьем, и оглядел палубу. Грегора не было в толпе рыцарей, но и так было ясно, чем он занят: скорее всего, отбирал людей, которые высадятся на сушу вместе с ним. Часть воинов двинулась к левому борту, у кормы, возле меня. Мы развернулись так, чтобы левый борт действительно оказался левым бортом: с палубы подтянули широкие сходни и приготовили для спуска, чтобы рыцари и оруженосцы бегом высадились по ним на камни.

Грегор выбрал небольшие ворота, заложенные кирпичом, возле того района, что был сожжен венецианцами прошлым летом. Башни здесь надстроили деревянным частоколом, выровняв с остальной стеной, но эти же самые башни серьезно пострадали во время прошлого натиска. И охрана здесь оказалась не такая многочисленная, потому что среди обломков было трудно передвигаться. Так что и сопротивление не должно было быть упорным, когда начнут делать подкоп.

Помимо десятка рыцарей и шестидесяти простых воинов на берег высадилось несколько дюжин слуг, тащивших дополнительные мечи, секиры, камни и широкие доски, обтянутые с одной стороны вымоченными в уксусе шкурами (судя по зловонию). Я без труда присоединился к ним; перемахнув через перила, спустился по щербатым сходням и оказался по щиколотку в воде в нескольких ярдах от ворот.

Сами ворота представляли собой тяжелую деревянную конструкцию шириной в шесть шагов и высотой в два человеческих роста, даже больше. Не успел я и глазом моргнуть, как ворота были полностью разбиты мечами, топорами, острогами и секирами.