Хроника одного полка. 1915 год - Евгений Анташкевич Страница 16

Вяземский согласно кивнул.

– А этого вашего, нынешнего…

– Жамина! – подсказал Вяземский.

– Да, Жамина, поскольку не хватает офицеров, назначим в учебную команду. Людей нет, придётся тасовать, ничего не поделаешь! Как ни растягивай баян… только лишь порвёшь к… – Розен не договорил, но Вяземский, зная привычку графа, и без того всё понял и улыбнулся; с таким решением он был согласен. Он козырнул, поворотил Бэллу и оглянулся. Розен аккуратно перевёл арабчика через рельсы, за рельсами тут же дал шпоры, взмахнул плёткой, и арабчик пошёл крупной рысью сначала поперёк шоссе, а потом по снежной целине. Шедшие по шоссе беженцы с телегами и скарбом почтительно остановились и расступились. Полковник в свои пятьдесят два года красиво сидел в седле и отменно выглядел, у него была отличная кавалерийская выправка.

Доехав до коменданта, диктуя телеграмму и возвращаясь к эскадронам, Вяземский в уме складывал сведения, которые получил.

А сведения были вот какие, и они мало отличались от того, что вчера сообщил капитан Адельберг.

Германцы к фронту 10-й армии генерала Сиверса подтянули крупные соединения: две свои армии. Соединения состояли из резервных и ландверных корпусов. Но уже названия «резервный» и «ландверный», то есть «местный», то есть почти что «ополченческий», никого не обманывали – это были старые крепкие солдаты и офицеры с традициями, регулярной подготовкой, а кроме того, по большей части из местных жителей, которым было за что сражаться. А 10-я армия, сейчас противостоящая натиску германских войск, всем своим составом как раз находилась на территории Восточной Пруссии.

Вяземский выяснил, что правый северо-восточный фланг 10-й армии – 3-й армейский корпус генерала Епанчина – уже охвачен немцами, сбит и отступает на юго-восток. Прикрывавшая этот фланг конная дивизия генерал-лейтенанта Леонтовича своей задачи не выполнила и замялась где-то в лесах. Южный левый фланг потеснён германским 40-м ландверным корпусом и сейчас с арьергардными боями двигается на восток. Все корпуса отступающей 10-й армии сходятся по радиусам к центру в городке Августов, за которым простирается большой лес. Дороги завалены сугробами, войска отбиваются днём, отходят ночью, измотаны и голодны, обозы и артиллерийские парки частью попали в плен, частью рассеяны или ушли в тыл, германцы наседают. Беда была в том, что достаточного управления войсками ни со стороны главнокомандующего Северо-Западным фронтом генарал-адъютанта Рузского, ни со стороны командующего 10-й армией генерала от инфантерии Сиверса нет. Вяземский это чувствовал, и это волновало. Успокаивало только то, что в тылу 10-й армии стоят крепости Ковно и Гродно, а южнее порядочно оборудованная, хотя и недостроенная крепость Осовец. Однако если 10-я армия не остановится и не даст достойного отпора противнику, эту битву можно считать проигранной. Полк Розена должен был занять позицию между 10-й и своей 12-й армией.

«Хорошо! – думал Вяземский. – Мы выйдем на фланг, а если Десятую уже сомнут, значит, между нами окажется большой разрыв, и туда…» На этом Вяземский остановил свои размышления и пришпорил Бэллу.

Германцы начали наступление 25 января.

Сегодня – 3 февраля.

Курашвили услышал топот копыт, выглянул из-под брезента и подумал: «Вовремя Клешня занялся делом». Он увидел, как Розен выехал с целины на натоптанную эскадронами дорогу, дал плеть и фертом, слегка расставив в стороны локти и удерживая мизинцем левой руки поводья, пролетел мимо Курашвили, подскакал к палатке офицерского собрания и спрыгнул с коня.

Стоявшему у палатки Клешне показалось, что полковник и его араб были в полёте одновременно. Он восхищённо смотрел на уже растаявший в воздухе след этого двойного полёта и вдруг услышал свистящий шёпот:

– Жрать, каналья, чего вылупился?

Клешня вздрогнул – это был командир 2-го взвода № 2-го эскадрона корнет Введенский. Он появился из-за спины неожиданно, и Клешня его не видел.

Розен прошёл в палатку, а за ним, грозя Клешне кулаком, проскочил Введенский.

«А у меня всё готово», – подумал Клешня и пожал плечами.

– Што жмёшься? Команды не слыхал? – То, что он услышал, было снова неожиданно, и он опять вздрогнул. Это был вахмистр 1-го эскадрона Жамин. Жамин выпятил грудь и встал, как на караул, около входа в палатку офицерского собрания.

Однако поднятая Введенским и так неожиданно поддержанная Жаминым буря: «Куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй!» – подумал про обоих Клешня, улеглась, и он занялся своим делом – подавать офицерам утренний чай.

Курашвили тоже видел полёт Розена – миг любования, – он посмотрел в сторону Клешни, Клешня в этот момент посмотрел в сторону санитарных повозок, они с Курашвили встретились взглядами и стали восхищённо качать головами, морщить лбы и двигать бровями.

Вернувшись, Вяземский за остававшиеся несколько минут до завтрака прошёлся между палатками своего эскадрона, он был недоволен. «Уже успели растянуть, отдыхать собрались, черти», – мысленно выругался он и увидел Четвертакова. Четвертаков тоже увидел подполковника, подбежал и откозырял.

– Принимайте хозяйство, вахмистр, – сказал он Четвертакову. – На еду пятнадцать минут. И поменяйте погоны.

Подав чай и закуски, Клешня и денщики вышли. Командир 3-го эскадрона ротмистр Евгений Ильич Дрок слушал исходившую от завтракавших офицеров тишину и закусывал. Всё было скверно, и все были недовольны – полк настоящего пополнения не получил.

В Бяла-Подляске, пока стояли полторы недели, он подключился к пантойфельной почте, и местные жиды донесли о том, что с 25 января делается между Сувалками и Августовом – там, где находилась 10-я армия генерала Сиверса. И Дрок знал всё, что знали евреи.

Пантойфельная почта была удивительным произведением местечковых контрабандистов, она приносила сведения о событиях, когда события ещё только должны были случиться. Еврей, торопясь о чем-то оповестить своих, так спешно садился на коня, что часто забывал обуться и скакал босым, а его жонка бежала вслед за ним и размахивала расшнурованными пантойфелями.

Евреи сообщили Дроку, что после непонятного итога сражений в Восточной Пруссии в конце лета прошлого года командовать германскими войсками приехал сам Гинденбург, а начальником штаба у него Людендорф и что они что-то затевают. Это было евреям известно давно. Ротмистра Дрока в это время ещё не было в Бяла-Подляске, он был сначала в Варшавско-Ивангородской, а потом в Лодзинской операциях, а когда приехал, сведений набралось столько, что бялаподлясских жидов распирало, и они не знали, куда девать. И всё это, чтобы не выслали. Тут-то Дрок и начал пить с ними их жидовскую водку и попался: во-первых, этот никому не известный офицер-москаль пьёт их водку, не спрашивая рецепта, а она приготовлена особым холодным способом, а во-вторых, он слушает. Такого с жидами не было со времен Александра Первого и Наполеона, и они стали говорить, и им было всё равно, что они видят этого ротмистра первый раз. И они точно знали, что последний, потому что Дрок по нескольку дней сидел в Брест-Литовске и получал-получал-получал, а правильнее будет сказать – ждал-ждал-ждал пополнения. Со своей стороны, Дрок точно знал, чем можно потрафить простому человеку: пей с ним водку, не кичись и слушай. Научил его этому, как ни странно, поручик Адельберг в 1905 году, когда они познакомились перед неудачным Мукденским сражением. Егерь, молодой лейб-гвардейский подпоручик, переведённый в армию поручиком, Адельберг служил по разведочной части в штабе дивизии, знал по-китайски и много разговаривал с местными жителями, где ласкою, а где и строгостью. Адельберг приносил в дивизию много интересного.